Иногда, гнев — единственное средство против душевных ран.

— Ты должна слушаться меня, Розалин. Моя жизнь вне опасности, но ты ведь не заколдована, как я. Боевой конь мог затоптать тебя в мгновение ока.
Она улыбнулась в надежде усмирить его гнев:
— А по-моему, я ему понравилась — он так и ходил за мной по пятам.
На него не подействовала улыбка. С еле сдерживаемой яростью он прорычал:
— Да ты что, не понимаешь?!
— Ах, я все прекрасно понимаю, — сухо возразила Розалин. — Ты посадил меня на дерево — заметь, против моей воли — и не удосужился предупредить, что после сражения, так или иначе, никого не останется в живых. — Она перевела дух и добавила, вложив в голос весь свой сарказм:
— Если бы ты сразу сказал мне об этом, я бы, может, даже смогла наслаждаться изысканным представлением, которое ты устроил, — жаль только, что там не раздавали мороженое или поп-корн.

Розалин не могла сердиться на Торна. Мужчина, который так щедро дарил ей наслаждение весь день и всю ночь, был просто кладом. Она была на седьмом небе от счастья, исследуя каждую частичку его мускулистого тела, и давно уже потеряла счет, сколько раз она была на вершине блаженства. Она, казалось, никак не могла насытиться этим ощущением.
Проснувшись утром, она не чувствовала себя ни разбитой, ни изможденной бурной ночью. Он был с ней так нежен, обращался с ней так бережно, что у нее остались только приятные воспоминания.