«Парня в море тяни, рискни»
Капитан дальнего плавания, он стал самым честным и пронзительным автором книг о тех, кто в море. Он написал сценарий для «Полосатого рейса», он же создал вместе с Данелией «Путь к причалу» и «Тридцать три». Это Виктор Конецкий, для друзей — Вик-Вик.
Виктор Конецкий родился в 1929 году в Ленинграде. Свою автобиографию он иронично начинал так: «Я из разночинцев, русский, баловень судьбы, пьющий, родился в 1929 году — год Великого перелома у нас и Великой депрессии в Америке — 6 июня в един день с Пушкиным, что, конечно же, не случайно, и бывшим президентом Индонезии Сукарно». Судьба «баловала» Конецкого с раннего детства — отец ушел из семьи. Виктора и старшего брата Олега мать воспитывала в одиночку. Позже Виктор Конецкий взял фамилию матери.
Биография его семьи — прямое отражение эпохи, нескольких эпох. Отец писателя — Виктор Штейнберг, крещеный еврей, до революции — конторщик в частном банке, после — следователь прокуратуры. Мать — Любовь Конецкая. Вместе со старшей сестрой Матроной она танцевала в кордебалете труппы Дягилева. Во время «Парижских сезонов» они выступали с давней подругой Ольгой Хохловой. За три дня до начала Первой мировой сестры Конецкие через Финляндию вернулись в Петроград, а Хохлова осталась в Париже, где через три года познакомилась с Пабло Пикассо. Тем временем Российскую империю сотрясла революция.
Детство писателя прошло в историческом районе Петербурга «Новая Голландия» — здесь семья Конецких жила с начала XX века, здесь Виктор учился в школе, увлекался рисованием и мечтал стать художником. Из дневников: «Убежден, что если бы не война, то не стал бы ни моряком, ни писателем — обязательно живописцем. И обязательно — великим, не меньше Гойи или Рафаэля. А мать иногда говорила, смотря на нарисованное: „С'э лев, а не собака!“».
Летом 41-го Любовь Дмитриевна с детьми, Витей и Олегом, отдыхала на Украине, на хуторе близ знаменитой Диканьки: «Около четырёх часов утра мать разбудила меня и брата, и мы вышли во двор, где справа были клетки со спокойно пока жующими кроликами, слева хлев со спокойно жующими коровами; а с запада, из-за кукурузных полей, по чуть светлеющему небу, пригибая всё торжествующим рёвом, шли на Харьков или Киев эскадрильи тяжёлых бомбардировщиков; и мы отчётливо видели чёрные кресты на их крыльях.
- Война, — сказала мать и зарыдала».
Семья поспешила вернуться домой. Их поезд попал под бомбёжку. Люди бежали в поле, прятались под вагонами, многие погибли. Олега ранило, но все же им удалось добраться до Ленинграда. Был август, а в сентябре началась блокада. Виктору Конецкому только исполнилось 12 лет. «Меньше всего за время литературной работы я написал о нечеловеческих муках блокады. Сидишь с пишущей машинкой, уходишь в кошмар тех времен, а потом начинается: „Что вы сюда столько трупов напихали? Как это так: они у вас в дворовой мусорной яме? И подростки их изо льда вырубают? Зачем эти страсти?“ А как иначе? Если вы хотите знать, тогда примите эти ужасные картинки. И знайте».
Две тетки Виктора, Матрона и Зинаида, не пережили первую и самую страшную зиму блокады. Третья — Ольга — отбывала в это время срок в тюрьме. «Я пошел навестить теток, маминых сестер. Когда поднялся к ним, одна из них была мертва, лежала голая, возле нее записка: „Когда умру, зажгите мою венчальную свечу“. Вероятно, перед смертью сошла с ума: она почему-то сохранила заветную свечу. К тому времени все свечки были съедены. Другая тетка была жива, но примерзла к креслу. Увидев меня, она только и делала, что орала: „Ты ангел, ты ангел, ты ко мне спустился!“».
Любе с двумя детьми удалось выжить. Их вывезли в апреле 1942 года по «Дороге жизни» на Большую землю. В эвакуации — во Фрунзе — учиться Виктор не хотел, школу прогуливал, проводя время за чтением и рисованием. Попадал в милицию за кражу стакана с урюком на рынке. Потом с пацанами воровали мостики через арыки — на дрова. Когда отца перевели на службу в Омск, Любовь Дмитриевна с сыновьями поехала к нему.
Как только блокада Ленинграда была снята, Конецкие вернулись на родной канал Круштейна. «Надо было снова ходить в школу, а я за блокаду отупел. Школу прогуливал, ходил по улицам и читал объявления о приеме в ФЗУ. А по вечерам ходил в Таврический дворец, в вечерние классы художественного училища». Получить художественное образование Конецкому не довелось. «Я не мог позволить себе сидеть на шее у матери». Благодаря протекции отца летом 1945 года 16-летний Виктор стал воспитанником Ленинградского подготовительного военно-морского училища, а через два года — курсантом 1-го Балтийского высшего военно-морского училища. Это определило его дальнейший жизненный и литературный путь.
По окончании военно-морского училища, Виктор Конецкий служил на судах аварийно-спасательной службы Северного флота. После участия в одной из спасательных операций и пребывания в госпитале Конецкому приписали по состоянию здоровья береговую службу, и тогда в марте 1955 года он демобилизовался с ВМФ. Некоторые наблюдения писателя за время службы легли потом в основу повести «Путь к причалу» и одноименного сценария. Уже в мае 55-го Конецкий в должности капитана участвовал в перегоне судов по Северному морскому пути из Петрозаводска до Петропавловска-Камчатского. Этот перегон вошёл в историю: перегона малых судов на такие расстояния в условиях Арктики никогда раньше не предпринималось. Капитану Конецкому тогда было 26 лет.
В том же 1955 году Конецкий вступил в Литобъединение при Ленинградском отделении Союза писателей СССР. Через год был опубликован первый рассказ «В море», еще через год — первый сборник рассказов «Сквозняк». Георгий Данелия, друг Конецкого и режиссер фильма «Путь к причалу», вспоминал: «Прошел слух, что появился хороший писатель, бывший моряк, у него могут быть интересные вещи». Их отношения сложились не сразу. Сначала Виктор возненавидел Данелию за то, что в сценарии его интересует не боцман Россомаха, а «общая атмосфера». Ведь он писал именно о боцмане, реальном, нелюдимом и одиноком моряке. Конецкий возмущался: «Режиссер, человек, который видел море только с сочинского пляжа! Какое право он тогда имеет снимать фильм о погибшем в море спасателе?» Потом и Данелия «возненавидел» Конецкого, когда они, изучая материал к фильму, два с половиной месяца в одной каюте шли на сухогрузе по Северному морскому пути. «Каждое утро Конецкий пел. Пел он фальшиво, гнусным голосом, всегда одну и ту же песню. Ох, как хотелось ему врезать по затылку! Но я сдерживался».
В 1961 году на экраны вышел «Полосатый рейс» по сценарию Конецкого и Каплера. В основу легла реальная история, случившаяся в жизни Конецкого, когда на корабле из сломанной клетки вылезли медведи. Загнать их обратно было тем еще приключением. Фильм стал лидером советского проката за тот год.
В 1963 году Конецкий из-за пристрастия к алкоголю попал в пятое наркологическое отделение Бехтеревской больницы. В мае 1964 года — вернулся к морской работе и совмещал её с литературной деятельностью. «Начинать писать после длительного перерыва так же тяжело, как выходить из длительного, скажем интеллигентно, застолья». Конецкий избороздил практически все моря и уж точно все океаны. Он совершал плавания на торговых и научно-исследовательских судах в Арктику и Антарктику, прошёл путь от четвёртого помощника до капитана дальнего плавания. Ходил в море капитан Конецкий до 1986 года. Моряки его уважали, начальство побаивалось за прямоту. Мог и матом послать легко. Любил пить. Умел дружить. Среди близких друзей были как моряки, так и писатели, художники, академики и поэты.
С редакторами Конецкий тоже иногда дружил. А вот цензуру ненавидел и «резать» себя, как мог, не давал. В переписке с близкой ему Галиной Долматовской, работавшей тогда в «Литературной газете», на ее фразу «Эпиграф мы, конечно, снимем», он гневно, хоть и полушутливо отвечает: «Дорогая Галя! Давай так: делу — время, потехе — час. Будем серьезными. „Ночные вахты“ я уродовать не буду. Никаких эпиграфов снято не будет. От этих эпиграфов кремлевские звезды не упадут. Строгать без особого вреда можно все, кроме человеческих мыслей. Когда строгают мысли, они превращаются в ублюдков».
Конецкий в числе нескольких других писателей подписался и под знаменитым письмом Солженицына Съезду советских писателей, где впервые так смело и громко речь зашла о свободе слова и задавленных цензурой и идеологией известных поэтах и писателях. В завязавшейся между писателями переписке Солженицын вдруг стал активно советовать Конецкому отказаться от «морской темы»: «Это красочное амплуа для писателей, не желающих показывать общественную жизнь». Конецкий отказался менять «амплуа»: «Простите, но это моя тема, я сейчас книгу пишу об этом, а у кого что болит». На этом переписка заканчивается.
Виктор Конецкий был очень популярен у читателей. Конечно же, не только в среде моряков. Главный показатель «нужности» в Советском Союзе — очереди. Достать в библиотеке книги Конецкого было сложно, всегда «на руках». Нужно было записываться в очередь за несколько месяцев. Читателям нравился мир, описываемый Конецким, кому-то неведомый, суровый, морской, а кому-то, наоборот — хорошо знакомый. Нравилась правдивость и точность описания. Нравился язык, простой и точный — результат большого труда писателя. Юмор — хлесткий, ироничный — не типичный для морской или военной прозы. Конечно, море было фоном и лакмусовой бумажкой. Характеры героев проявлялись не столько в скупых, точно сформулированных словах, сколько в действиях.
В каком-то смысле Конецкий был «баловнем судьбы» — он почти ничего не писал в стол, большинство произведений было опубликовано. Но его творчество у официальных критиков вниманием не пользовалось. А точнее, проявлялось в настороженном пристрастии к его публикациям. Пытались как-то выпячивать его гражданскую профессию, заслоняя яркие человеческие характеры его произведений. Как-то он горько пошутил: «Обидно, когда в тебе видят не писателя, а прежде всего моряка, капитана дальнего плавания».
Из воспоминаний Даниила Гранина: «Ему не досталось ни государственных премий, ни собраний сочинений — это было несправедливо. Было читательское признание, но обида с годами порождала скрытый комплекс. Однако он не позволял себе добиваться, хлопотать». Из воспоминаний Георгия Данелии: «После Перестройки Конецкого стали издавать редко, и они с женой жили на одну пенсию. Я получал деньги за фильмы и хотел ему помочь. Но он категорически отказывался».
В его квартире на стене неизменно висела географическая карта мира с нанесенными фломастером маршрутами, которые капитан Конецкий прошел по морям-океанам. Писатель Конецкий сказал: «Любите море. Ведь оно живое. Иногда я даже разговаривал с ним. Бывало, стоишь на вахте с ноля часов до четырех, глядишь на эту бездонность — и с души уходит вся муть». Виктор Конецкий скончался 30 марта 2002 года. Похоронен с воинскими почестями на Смоленском православном кладбище Санкт-Петербурга рядом с бабушкой.