…Вывески и светофоры мигают поочерёдно, улица шумит — и я иду по тротуару, и стук моих каблуков звучит собственным ритмом в такт и не в такт мерцанию городских огней. Четыре часа — уже почти час-пик, но город ещё не стеснён толпой.
Я иду, как люблю, висящий на локте длинный зонтик пока не утыкается в ноги прохожих и не зацепляет ничьё пальто. Кроме моего. А это не страшно — пальто у меня тоже длинное, и юбка почти в пол, до щиколоток — я постоянно как-нибудь запутываюсь. Сладить с собственным зонтиком проще, чем поминутно извиняться перед чужими людьми. Сегодня ещё тянет извиняться по-французски — и вообще, разговаривать. И танцевать. Это уж не по-французски, а как придётся.
Впереди меня идёт пожилой мужчина с тонконогим щенком на поводке. Пёс снизу поводка не видит, рвётся и каждый раз, когда его останавливает поводок, удивлённо и тоненько лает, смотря хозяину в лицо. Замирает посередине улицы, чтобы почесать задней лапой ухо. И смотрит на меня — влажными ореховыми глазами счастливого собачьего ребёнка.
А я останавливаюсь — и улыбаюсь наконец, показывая щенку и моему весеннему городу зубы. Мне нужна собака. Самая лучшая, моя. Чтобы была живая. И я разворачиваюсь тут же, у шляпного магазинчика, и скорее иду обратно, почти чувствуя на руках тёплого щенка и почти слыша его звонкий детский лай. Одновременно мне кажется, что рядом идёт высокий взрослый пёс, с умным тёмным взглядом. Он поднимает уши, когда незнакомцы подходят слишком близко ко мне, а шагает так широко, что на его степенный шаг приходится несколько быстрых моих. И молодая холёная собачка бежит впереди меня, оглядывается и раскрывает на бегу рот как будто в улыбке. Я мчусь, придерживая зонт, по мокрому тротуару, мои светлые туфли блестят, отражаясь на самый короткий миг в лужах — я счастлива, необходима одному щенку, который необходим мне, — и мне больше нет дела до того, что Ник сегодня ушёл, не забрав даже все вещи. Теперь его оставленными рубашками будет играть мой пёс! И я смогу разговаривать с ним на французском! И снова хочу танцевать, хотя на бегу, это пожалуй, будет трудно. Не удержавшись, я делаю несколько па напротив стеклянной витрины и вновь подхватываю падающий зонтик. На Птичий рынок, скорее!
***
Собак продают как угодно. Породистых, беспородных. Больших и маленьких. В корзинах и коробках. Я держусь обеими руками за зонтик и иду вдоль клеток и корзин. Где мой?
А потом, как всегда, спотыкаюсь, переступая лежащий на земле поводок, роняю зонтик и падаю. Ладони приходятся как раз на острые камни гравия. Я делаю вдох- по чуть-чуть, рывками, сразу дышать не получается, — и пытаюсь подняться. Ищу зонт.
— Вы ушиблись? — ласково смотрит несколько странный молодой человек в шляпе с полями. — Позвольте помочь.
Помощь принимаю, опираюсь на его руку, отряхиваюсь. Улыбаюсь ему.
— Ох, простите! — восклицает он. — Кажется, это ваш зонт? Я смотрю туда же, куда и он, и вижу шоколадного щенка, грызущего мой зонт со рвеним существа, у которого режутся зубы. Улыбаюсь снова.
— А щенок, кажется, ваш? Вы его продаёте?
***
Любезный хозяин щенка очень старался отдать его мне бесплатно в качестве извинения за изгрызенный зонт. А когда я наконец согласилась на половину цены — вдруг смутился, схватил на руки корзину щенка и принялся что-то бормотать. Даже раскраснелся немного.
В конце- концов я взяла из его рук корзину и заглянула в неё. На меня уставились три пары блестящих собачьих глаз.
***
— Про Цербера читали? Ну вот, хорошо сохранившийся потомок. Могу даже написать вам родословную! — улыбается широко, болтает ногой, мешает ложкой мороженое. — А я таких собираю. У меня ещё много кто есть. Даже дракон! Маленький, индийский. Очень красивый и дышит огнём. В детстве, знаете, поджигал мои занавески! Я тоже смеюсь и, улыбаясь, опускаю глаза на корзину. На её край ложится три мокрых чёрных собачьих носа, из них один — с белым пятнышком слева. О стенки корзины стучит гибкий хвост — змея. Двухмесячный цербер жмурится тремя парами глаз, и сразу шесть лап, шурша, ложатся на бортик. Зонтик стал кружевным от многочисленных следов зубов и когтей. Опустившись у корзины на колени — счастье, что пальто не мнётся, —, я кормлю свою собаку мороженым с ладоней, глажу жёсткую тёмную шерсть и пытаюсь смотреть в шесть щенячьих глаз одновременно.