Сашка.

У Михалыча — две «Красные звезды"*,
И пожизненное званье капитана,
А во снах ему — след взлётной полосы,
И безоблачная высь Афганистана…
У Михалыча две дочки и жена,
Но «пол-жизни» он провёл вдали от дома —
То Чернобыль, то ученья, то война,
То край света — пятачок аэродрома…
Мы с ним вовсе не друзья, а просто так —
Я же не был ни «за речкой"*, ни над нею,
Но вообще-то потрепаться он мастак,
Подливая неслужившему «старлею"* -
Как с «вертушки"* засыпал четвёртый блок,
Как глушили радиацию «водярой»,
Или что такое «пчёлка"*, что — «свисток"**,
Или как в атаку с круга, если парой…
- Вертолётчик — ближе, ниже, тише всех!
Лучше, если на «подскоке» и «ромашкой»!*
И выходишь из атаки резко вверх —
С перегрузкой и промокшей вдрызг рубашкой.
Если снизу в борт засадит ДэШэКа*,
Твой ведомый развернётся и прикроет —
Залпом в пыль размажет стены кишлака,
Остальное в камни бомбами зароет.
Только б лопасть не слетела у винта —
Винт разбитый точно срубит хвостовую…
Я, хмелея, тогда ляпнул: на хрена?
Ну и прыгни, не отправят же в «штрафную»!
Помню, Сашка замолчал и побледнел…
Закурил.
Налил стакан и выдал хмуро:
Да ты, парень, видно с водки обалдел —
Как же прыгать, если сзади — десантура?!*
Не бросают экипажи пацанов,
Либо тянут до последнего мгновенья,
Либо…
В общем-то понятно и без слов —
На войне два бога — случай и везенье.
У Михалыча святое — третий тост,
Самый горький, без подколов и закуски —
То взъерошит прядь седых своих волос,
То слезу размажет как-то так, по-русски.
А потом глаза темнеют от тоски,
Впрочем мне это давно уже знакомо —
Сашке слышится:
«Прощайте, мужики-ии!» —
Голос друга сквозь помехи шлемофона…