Я слово о тварях слагаю для добрых людей,
Прочтите, и станет на сердце у вас веселей.

Однажды весною, покинув родную семью,
Скитался я, путник, в каком-то пустынном краю

И встретил я мышь. Непомерной гордыни полна,
Сидела у норки и так рассуждала она:

МЫШЬ

«Немало запасов хранится в норе у меня —
Янтарного проса, гороха, бобов, ячменя.

Купец-бакалейщик, как видно, заботлив ко мне,
И лавкой его я довольна сегодня вполне.

Год мыши удачлив. Кто в этом году был рожден,
Тот будет, как я, хитроумен, заботлив, смышлн.

Когда под землей я скребусь, никому не видна,
Земля содрогается, молит пощады она.

Мой род благородный восходит к эмирам мышей,
Что может сравниться с великою силой моей!»

ПОЯВЛЕНИЕ КОТА

Покуда хвастунья свой редкостный славила род,
Свалившись, как с неба, схватил ее лапами кот.

«Итак, богатырша, — сказал он, — под лапой моей
Что будешь ты делать с великою силой твоей?

У братии вашей ни совести нет, ни стыда,
И предки твои хвастунишками были всегда,

И не было толку от дедов твоих и отцов,
И дети твои происходят из рода глупцов.

Весь род твой ничтожный все портит и гадит кругом,
Вместилищем праха хозяйский вы сделали дом.

Лишь там ваше дело, где ссыпано в кучу зерно,
Амбарные воры — вы недруги людям давно.

Взгляни на меня и мои ты запомни слова:
Обличьем своим я похож на могучего льва.

Едва предо мной, зазевавшись, мелькнет воробей, —
Я — цап его лапой, и нету пичужки моей.

И все меня любят и хвалят меня поделом.
И рядом с хозяином место мое за столом».

ПОЯВЛЕНИЕ СОБАКИ

Услышав кота, зарычала собака в ответ:
«О прихвостень женский, ни капли стыда в тебе нет!

Дела твои можно лишь с дымом летучим равнять,
Но, выброшен в дверь, сквозь трубу ты влезаешь опять.

Чуть люди за дверь, ты уже в кладовую проник,
На крышу влезаешь и там поднимаешь ты крик.

Была твоя мать потаскушка, и весь ты в нее,
Не лучше тебя все кошачье отродье твое.

Едва от хозяев мне выпадет хлеба кусок,
Ты — цап его в зубы и прочь от меня наутек.

А знаешь ли ты, что за этот кусок, дармоед,
Я дом караулю, храню вас от горя и бед,

Что ночи не сплю я и днем не смыкаю я глаз,
Хожу перед дверью, чтоб воры не трогали вас.

И вот, несмотря на высокую должность мою,
Лишь костью, не мясом питаю утробу свою».

ПОЯВЛЕНИЕ ОВЦЫ

Как только овца в отдаленье услышала — «кость»,
В овечьей душе небывалая вспыхнула злость.

Забыв про обед, подняла она морду из трав
И так закричала, дворового пса увидав:

«Ты, грязный вонючка, хоть хвастай, да знай и предел!
Подумаешь тоже — он кости моей захотел!

Бежал бы на бойню, лизал бы там кровь на полу,
Покуда собачник не сгреб тебя в темном углу.

Не труженик ты, но драчун ты беспутный и зверь,
Ты нищих кусаешь, едва постучат они в дверь.

Я — дело иное. Едва только солнце взойдет,
Выходит пастух и на луг меня с песней ведет.

В крови моей алой купается нож мясника,
Струею пурпурной ему заливая бока.

Шашлык серебристый, и сердце, и почки, и жир
В котел приношу я, и мне благодарен весь мир».

ПОЯВЛЕНИЕ ВОЛКА

Услышав в пустыне зверей удивительный спор,
Приблизился волк и с овцою вступил в разговор:

«Дуреха, и сердце и почки твои — чепуха!
Схвачу тебя в зубы и выпущу все потроха!

Твой жир безусловно полезен утробе моей,
Что будешь ты делать, когда не имеешь когтей!

Дела мои ясны, как свечка на пире честном,
Нужды я не вижу с людьми объясняться о том.

Но если, о смертный, меня ты увидишь во сне,
Познав мои свойства, счастливым ты будешь вполне.

Как бык ни огромен, когда он идет по полям,
Я лапой ему рассекаю хребет пополам».

ПОЯВЛЕНИЕ БЫКА

Но волка услышал стоявший поблизости бык
И гневно воскликнул: «К таким я речам не привык!

Ты знаешь отлично — не страшен двурогому бой,
А если не веришь, померяйся силой со мной.

Хоть старый ты волк, но, как видно, немалый бахвал,
Собачьего лая ты, видно, еще не слыхал.

Гроза пастухов, ты склоняешь их к миру, хитрец,
Но волчьему миру один лишь поверит глупец.

И день я и ночь, опустив свои очи, хожу,
Служу человеку и в землю сырую гляжу.

Вращаю колеса, тружусь на хозяйском гумне,
Всю землю без помощи держит мой брат на спине».

ПОЯВЛЕНИЕ ВЕРБЛЮДА

Верблюд усмехнулся и крикнул, колючки жуя:
«Теленок еще ты, не высохла морда твоя.

Мужлан твой отец, да и сам ты такой же мужлан,
И общество это напрасно ты вводишь в обман.

Берег бы ты спину и шею берег бы, пока
Под палкой хозяйской твои не вспотели бока.

Недаром ярмо ты как прочие носишь скоты,
Недаром в работе с утра и до вечера ты.

Я — дело иное. Ношу дорогую я кладь,
Не смеет погонщик напрасно меня погонять.

Согнувши колени, сижу на дороге степной,
Как суфий смиренный, в одежде своей шерстяной».

ПОЯВЛЕНИЕ ЧЕРЕПАХИ

Изрек свое слово верблюд именитый, и вот,
Едва ковыляя, к нему черепаха ползет.

Вся в панцире твердом, головка в забрале, — наряд,
Как будто на пьянице, выпачкан весь и помят.

Коварней огня, хоть на вид простодушья полна, —
Скажи, легкоуздый, — спросила верблюда она, —

Горбатых красавцев видал на своем ты веку?
Иль, может быть, ты возомнил себя равным быку?

О мерзкое чучело, дурень ты, скудный умом,
На длинных ходулях, с раздутым, как шар, животом.

Ты стонешь под ношей, во сне ты теленком ревешь,
Беременной бабой наутро с соломы встаешь.

И кто это создал противную рожу твою?
Возьму я булыжник и зубы тебе разобью.

Ведь трус ты последний, и все ты готов перенесть, —
Подчас от погонщика глаз ты не в силах отвесть!

Я тем хороша, что во всем я терплю нищету,
Я с голоду камень ношу, привязав к животу,

Сижу в уголке я и прахом питаюсь земли,
Влачу свои дни я в смиренье, в поту и в пыли.

Ведь сорок я суток постилась и слезы лила,
Я лучших подвижников в этом году превзошла.

И пусть мое тело на солнце горит, как в огне,
Прохладного места не надобно более мне".

ПОЯВЛЕНИЕ ЕЖА

Когда эти споры дошли до малютки-ежа,
Иголки его поднялись, от волненья дрожа.

Подкравшись к собранью неслышной походкой своей,
Подсел к черепахе и так обратился он к ней:

«О чем ты хлопочешь, — неясно, любезная, мне,
Подобно чтецу, ты скамейку несешь на спине,

Сама деревяшкой лежишь под своим сундуком,
Живешь ты обманом и сеешь раздоры кругом.

От нищенской чашки повсюду одна лишь беда,
Опрятной одежды не видела ты никогда,

Сама ты не знаешь, где ворот на ней, где подол,
И в общество это напрасно ты вносишь раскол.

Вставай-ка, уродка, и прочь ты от нас уходи!
Ношу я иголки на спинке своей и груди,

Я с детства ращу их, и шью я рубашки иглой
Подобно хаджи, я в одежде хожу дорогой.

И в лунные ночи, когда мне случится заснуть.
Шипами и шелком свою покрываю я грудь».

ПОЯВЛЕНИЕ ЛИСИЦЫ

Лишь только послышались сладкие речи ежа,
Примчалась лисица, из дальнего края спеша.

Сказала ему она: «Очень ты хвастать привык.
Опять, как колючку, ты высунул длинный язык.

Заносчив ты стал словно связкой разжился дровец,
Зажжем-ка ее, чтобы ты поумнел наконец!

И дни ты и ночи колючки остришь в беготне,
Немало хлопот доставляешь ты людям и мне.

Обрезать твой нос позволительно, дерзкий нахал,
Чтоб впредь ты его еще выше, глупец, не задрал.

Без крика и шума живу я в пустынном краю,
Вдали ото всех я устроила норку мою.

Но шуба моя, словно солнце, сверкает окрест,
Мечтая о ней, человек и не пьет и не ест.

Когда ж ненароком замечу охотника я,
Меня выручает простая смекалка моя».

ПОЯВЛЕНИЕ ЗАЙЦА

В соседних кустах между кочками заяц дремал,
Услышав лисицу, открыл он глаза и сказал:

Когда б ты имела хоть малую долю ума,
Из норки своей не казала б ты носу, кума.

Как вор, по деревне ты бегаешь ночью, мой свет,
Глазами, как свечками, водишь ты курам вослед.

А шкурку с тебя то и дело крестьяне дерут,
И кости твои на помойках собаки грызут.

Я, будучи зайцем, всегда избегаю людей:
Ведь люди твердят, что любого я зверя вкусней.

Кто заячьим жиром себе поясницу растер,
Тот всякую боль, без сомнения, бросил в костер.

А если хозяин меня приручил — для него
До самой я смерти не брошу угла своего".

ПОЯВЛЕНИЕ ОБЕЗЬЯНЫ

Едва только заяц успел рассчитаться с лисой,
Пришла обезьяна и крикнула: «Слушай, косой,

Взгляни на себя, — на кого ты, ничтожный, похож!
Ты сам себя хвалишь, а люди не ценят и в грош.

Откуда нелегкая нынче тебя принесла?
На этом собрании ты не умнее осла.

Бесхвостая мышь ты, а скачешь, несчастный, козлом,
Надеть бы седло да поехать на зайце верхом!

Протри ты глаза, на меня ты получше взгляни.
Вот руки и ноги — ну, чем не людские они!

Я с виду, мой милый, такая же, как человек
И предки мои столь же славными были в свой век.

В индийских горах рождена и воспитана я,
Я родом из франков, „Искусная“ — кличка моя.

Везде, где земля в изобилье приносит плоды,
Хожу я, как сторож, свои охраняя сады.

Я овощи рву и кладу их под листьями в ряд,
И после обеда мне лакомством служит гранат».

ПОЯВЛЕНИЕ ЛАНИ

Тут лань прискакала и, встав к обезьяне лицом, —
«Немного, — сказала, — людей я видала с хвостом.

Заслуги в том нету, что носишь ты образ людской,
Без мозга и кость не имеет цены никакой.

Колпак скомороха тебе, как я вижу, к лицу,
Недаром ты часто бродячему служишь певцу:

То в дудку ты дуешь, то пляшешь глупцам напоказ.
Мальчишки в восторге от воплей твоих и гримас.

Сегодня пастух ты, а завтра ты нищий, а там —
С жезлом ты шагаешь, дорогу открыв господам.

Хоть на людей не похожа обличием я,
Но все же ни с чем красота не сравнима моя.

Глаза мои ярче, чем ясные очи Лейли,
Сравниться с Меджнуном мои бы безумцы могли.

Когда ж я, как ветер, несусь по дороге степной,
Лишь молния в небе соперничать может со мной».

ПОЯВЛЕНИЕ ЛЕОПАРДА

Но вот леопард прискакал на собранье зверей,
Приблизился к лани и так обратился он к ней:

«Меня ты, красотка, жеманством своим не возьмешь.
Куда ты, скажи, от когтей моих острых уйдешь?

По крови твоей, моя прелесть, соскучился я,
От жажды сегодня душа истомилась моя.

Ведь если я в землю ударю когтями, то вмиг
И пылью и мраком небесный покроется лик.

От лапы моей посинела вся морда слона,
И Млечным Путем тень хвоста моего названа».

ПОЯВЛЕНИЕ СЛОНА

Разгневался слон и взревел от обиды такой,
И выставил бивни, и выпрямил хвост за спиной,

И хоботом тяжким, которым деревья сбивал,
Ударил он в землю и так леопарду сказал:

«О мерзкий душитель, во всем твоя хватка видна.
Но что твои когти в сравнении с бивнем слона?

Пусть кура, кудахчет — петух не умрет от того!
Что сделает кура роскошному гребню его!

Хвастлив ты, приятель, а дервиши в этом краю
Бросают под ноги роскошную шкуру твою.

Ты мыслишь, глупец, что никто не сравнится с тобой,
Меж тем, как из слуг моих примет твой вызов любой!

Под знаменем царским в строю я иду боевом,
В преддверье победы мой рев раздается, как гром.

Несу паланкин на спине я могучей своей,
Плечо мое служит опорой великих царей.

Я весь в самоцветах, украшен с макушки до пят,
Окованы златом, клыки мои ярко горят,

И если б поднять меня гору заставили Каф,
Я встал бы с земли, как соломинку, гору подняв.

Я хоботом тяжким, как кованой палицей, бью,
И каждый мой волос стреле уподобен в бою.

И жизнь моя древняя тянется тысячу лет,
И в целой вселенной столь грозного воина нет.

Над жизнью моею невластно теченье времен,
И звать меня должно: «Всегда существующий слон».

ПОЯВЛЕНИЕ НОСОРОГА

Скитаясь в пустыне, услышал слона носорог,
И брови насупил, и рогом боднул его в бок.

И встал перед ним он, и так на него заревел:
«Болтун узкоглазый, не многого ль ты захотел?

Уж очень кичишься своей ты великой судьбой,
Как будто твой хобот — достоинства признак прямой!

А это — веревку к тебе прицепила судьба?
Иль, может, отвисла, разорвана в драке, губа?

Свой нос волоча, ты проводишь черту по лугам,
На шею к тебе чернокожий посажен гулам.

Задравши свой хобот, траву на сараях ты рвешь,
Бранятся крестьяне, когда ты к селу подойдешь.

И хвост твой и хобот подобны друг другу вполне,
С какого же края твой рот, объяснил бы ты мне!

Но час мой пришел, и вспорю я утробу твою,
Пурпурным вином я свой рог боевой напою.

В день битвы моей, словно щит, моя крепкая грудь,
И горе тому, кто посмеет с пути не свернуть,

И горе тому, кто в сраженье отважен и смел,
Ведь сердце мое не боится ни луков, ни стрел.

Мой рог знаменитый пригоден вполне для вина,
Вожак караванов его осушает до дна».

ПОЯВЛЕНИЕ ЛЬВА

Но вышел тут лев и, свирепо ломая кусты,
Сказал носорогу: «Не больно-то фыркай и ты!

В пределах пустыни слывешь ты вельможей давно,
А сам неопасен и глуп ты, мой друг, как бревно.

Всего лишь на шаг ты длиннее простого быка,
И даже детеныш не чтит твоего языка.

И в обществе этом речей твоих грубых не чтут,
И еле ты ходишь, от важности глупой раздут.

Охотнику-зверю не делал я в жизни вреда,
Я кровью умерших не пачкал свой рот никогда.

Одним только взглядом бросаю я в трепет зверей,
Сравненье со мною любой богатырь — муравей».

ПОЯВЛЕНИЕ МУРАВЬЯ

В далекой пустыне, от шумных речей в стороне,
Бежал муравей, размышляя о малом зерне.

Но льва услыхал и, никем не замеченный сам,
Подполз и воскликнул: «О нашего века Рустам!

Знать, плохо ты, царь, муравьиную знаешь семью, —
А если не так, то зачем же позор муравью?

Ведь пищу трудом добывает себе муравей,
Великое множество кормит он малых детей, —

Едва из пеленок, они уж готовы к борьбе,
И все мы за это вполне благодарны судьбе.

Ты слышал ли, царь, как мой предок, и беден и мал,
Бедром саранчи Сулеймана-царя напитал?

За эту услугу наш бедный прославлен был род,
И силой великою стал муравьиный народ!

Когда мы едины и друг муравей муравью,
Мы даже могучего льва побеждаем в бою!»

Замолк муравей, и все твари к нему подошли,
И встали вокруг, и склонились пред ним до земли,

Простили друг друга, и древний закончили спор,
И мир воцарился в зверином семействе с тех пор.

1946