В городе, где каждый куда-то спешит и обязательно занят,
где каждый день все новых приезжих выплевывает вокзал,
жил человек со смешливыми голубыми глазами.
Он собирал истории, выращивал и раздавал.
На базарах, на узких улочках, в метрополитене,
иногда заходя в какой-нибудь дом и заглядывая в подвал,
он ходил, высматривая их маленькие тени,
подбирал их по мусоркам, с осторожностью доставал.
Истории подрастали в его небольшой квартире,
прыгали по столам и диванам, спали у него на груди,
даже на голове. Друзья иногда шутили,
что однажды он сам превратится в историю.
Но это еще впереди.
А когда его истории подрастали и становились зрячи
и способны сами стоять на тонких ногах,
он искал им хорошие руки, оправдывался: иначе
как бы кто-то из них с тоски бы тут не зачах.
Чаще других к нему приходили молодые пары,
иногда — искатели приключений, иногда старики.
Он выбирал для каждого — из толстеньких и поджарых,
веселых и грустноглазых, мирных и бунтовских.
Он просил заботиться об историях, не бросать их надолго,
не забывать о них и, пожалуйста, не обижать,
напоследок он целовал их в нос и трепал по холкам,
И провожал глазами. Ну как тут не провожать.
Он вздыхал и много курил, беспокоясь, а повечерью
часто думал о том, каково их видеть после всего, что прошло…
Например, сейчас я стою у него под дверью.
У меня на руках моя история, и она дышит хрипло и тяжело.
Я ее приношу в третий раз за год, что она мне досталась,
в первый раз я успела быстро, во второй он с трудом ее откачал…
Она лежит у меня на руках, и в глазах у нее усталость,
и как-то вся она напряжённа и горяча.
Я стою у порога и шепчу ей: «Маленькая, ну что ты,
продержись, пожалуйста». И нажимаю кнопку звонка.
Жил такой человек. Он сделал это своей работой.
Пожалуйста, пускай он будет сегодня дома.
Пускай.