Яна мне очень нравилась. Точнее, я пытался за ней всячески ухаживать, но безрезультатно. Я был тогда обычным парнем, а Яна тусила с безумными художниками и шумными поэтами. Ей было всего 17, но Яна считалась звездой богемной Москвы. Она наряжалась в черное и длинное, она забавно растягивала слова и жестикулировала, будто дирижировала невидимым оркестром.
Яна иногда звала с собой и меня на богемные тусовки. Как-то она позвонила: «Сегодня вечером у нас большое собрание. Будем что-то выпивать, читать стихи и еще приедут музыканты из Питера. Пойдешь?» Конечно, я был готов. Тогда, в середине 90-х, была очень веселая жизнь, настоянная на спирте «Рояль». Тут Яна чуть смущенно добавила: «Знаешь, там еще будет моя подруга, Аня. Она вообще никого не знает, а я же не смогу ей заниматься весь вечер, сама читаю стихи…» Я быстро понял, что мне надо быть джентльменом и Аню тактично сопровождать в огромной прокуренной квартире. Мне это было несложно, я был готов сделать для Яны что угодно. К тому же был уверен, что у красотки Яны наверняка очень красивая подруга, и почему бы мне с ней не…
Но Аня оказалась девушкой неинтересной. Нет, она была миловидна, но с таким лицом, что отвернешься — и уже не вспомнишь черты. Говорила очень тихо, в том шуме я слышал ее с трудом. Я уже выпил ликера, настойки и амаретто, мне хотелось скакать и резвиться, но Аня сидела в углу на диване с выражением милой скуки. Я не знал, как развлечь эту зануду. К счастью, тут начал петь музыкант из Питера по имени Сережа. Да, это был молодой Шнуров, еще мало кому известный.
Чем закончился вечер и куда подевалась Аня — не помню.
Но самое удивительное — эта Аня теперь всегда была рядом с Яной. Всегда молчалива, всегда невзрачна, всегда бледна. И тоже всегда в черном, только на ней это смотрелось похоронно. Зачем ей были буйные увеселения, домашние концерты и пьянки на старом паркете — непонятно. На Аню никто не обращал внимания. И мне быстро надоело прикидываться джентльменом — я резвился сам по себе, Аня тихо сидела в углу с одним и тем же стаканом вина, она пила совсем мало.
Однажды кто-то спросил у Яны, зачем она таскает эту зануду с собой? Яна спокойно ответила, растягивая слова: «Понимаешь, у нее совсем нет подруг. Мне просто ее жалко. И она же никому не мешает».
Они поступили на один и тот же факультет, стали учиться на искусствоведов. Яна писала за Аню все курсовые, та оказалась совершенно бездарной. Но Яне было не жалко, она была рада помочь бедолаге.
На четвертом курсе у Яны начался роман. Это был Денис, парень с экономического факультета, красавец и балагур. Сын вице-президента банка, чье название уже и не вспомнить. Они были эффектной парой, гоняли на алом «БМВ» Дениса, тогда это было роскошно и лихо. Так я понял, что мне уже точно рассчитывать не на что. И мое общение с Яной почти закончилось.
Но у нас оставалось много общих знакомых. От них я узнавал забавные подробности. Денис приглашал Яну в театр — она просила еще один билет, для Ани. Или он звал ее в ресторан — Яна нередко являлась вместе с Аней. Денис недоумевал, но Яна говорила ему все то же: ей жалко эту девочку.
И однажды счастливая Яна шла по весенней улице после очередного зачета. И ей вдруг страстно захотелось мороженого, чтобы красиво, шарики в вазочке. Дурацкое желание, но девушке можно. Она зашла в модное кафе. За дальним столиком сидели Денис и Аня. Они целовались.
Так в один миг закончились и дружба, и роман Яны.
Прошло много лет. Яна вышла замуж за веселого художника, родила сына. Художник потом исчез где-то на Бали или Гоа, уже и не вспомнить. Яна устроилась в корпоративное издательство, редактировала газету про трубопрокат, сильно располнела. Мы изредка общались по телефону, но Яна рассказывала о гипертонии, что сильно испортилось зрение, что сын-раздолбай требует велосипед, а денег нет. От той девчонки почти ничего не осталось кроме голоса. И она все так же забавно растягивала слова.
И вдруг Яна снова встретила Аню. Это случилось недавно. Аня — худая, стремительная, в белой шубе — выходила из роскошного магазина с коробками, которые были перевязаны шелковыми ленточками, и направлялась к своему «поршу».
«Аня?» — «Яна?».
Они сели в кафе. Яна посмотрела меню: «Ой, здесь очень дорого…». Аня ответила: «Я буду платить, не волнуйся». И взмахнула руками так, будто дирижировала невидимым оркестром. Сразу подбежали два официанта.
«Так чем же ты занимаешься?» — спросила Аня, когда принесли кофе, крабовый салат для Ани и кусок торта для Яны. Яна рассказала. Аня усмехнулась: «Мда, унылая работенка…» Яна ответила: «Что есть. Ну, а про тебя я все знаю, вижу вас с Денисом в светской хронике… Даже подписана на твой инстаграм. Триста тысяч подписчиков — это, конечно…» Аня ее перебила: «Мне нужно больше! И знаешь что? Я очень недовольна своими сммщиками, они дебилы. Они не могут ухватить мою интонацию, они тупо шутят…» Яна не удержалась: «А у тебя, наконец, появилась своя интонация?» Аня улыбнулась: «Давно, моя милая. Во многом благодаря тебе. Я же тебя сильно копировала тогда, ты не замечала? И раз уж мы встретились — я делаю тебе предложение: давай ты займешься моим инстаграмом? Я буду хорошо платить. Забудешь про свой трубопрокат. Ты станешь мной, но невидимой. Ведь тебе я доверяю как родной. Что скажешь?»
Яна, конечно, отказалась: «Слушай, нет. Это же как у Андерсена, в сказке „Тень“, я не хочу». Аня ответила: «Ну я так и думала. Ладно, фигня, найму кого-нибудь из Камеди-клаба. Запиши мой номер, давай встретимся нормально, не на бегу».
…А вечером, дома, сын вошел на их маленькую кухню и сказал Яне: «Мам, я не поступил на бюджет… Остается только платное. Но тут мы в пролете с тобой».
Яна ответила: «Я что-то придумаю».
Она закрылась в комнате, минуту смотрела в окно на унылый панельный дом напротив. Затем набрала Ане: «Я согласна».