— Не подпускай к себе людей. Не доверяй человеческим дочерям. Они ночью прильнут, а утром предадут. Ты для них враг. А если полюбишь какую-нибудь из них — убей. Растерзай ее белое тело, сожги, развей пепел над морем. Вырви из сердца. И забудь. Только так сохранишь свою жизнь, и род наш сохранишь… — говорила мать маленькому Элу. Ее желтые глаза вспыхивали при этих словах, и в них читалась непереносимая боль и неизмеримая печаль, а еще страх, от которого холодно и тоскливо, словно в склепе, становилось в их теплом уютном доме. Тогда сердце Эла сжималось от того, что его мать так страдает и так боится.
— У тебя был брат — прекрасный, словно утренняя заря, сильный, как вознесшаяся к небу скала, и бесстрашный, будто ураганный ветер. Имя его — Хайо’Тэн, что означает Смеющаяся Буря, ибо такова была его душа. Он летал так высоко, что мог достать до звезд. Побеждал во всякой битве, какая ему случалась, и был непобедим. Враги трепетали перед ним, а друзья чтили его. Мое же сердце гордилось, радуясь за сына. «Он, как солнце плывет по небу. Путь его будет успешен. И никому не удастся затушить его пламя», — думала я, любуясь им. Но не суждено было сбыться моим надеждам. Хайо’Тэн ни в чем не знал отказа, любая из дочерей драконьего народа готова была отдать ему сердце, только он искал другого. Тогда, младший мой сын, мы жили не здесь, не в этих темных пещерах, прячась, будто черви в недрах земли. Владения драконов простирались от бескрайнего океана до гор, упирающихся в небо. И красота этой земли ни с чем не была сравнима. Бурные потоки, озера с прозрачной водой, цветущие луга и зеленые леса. Мы жили счастливо и свободно, не страшась ничего. А за горной грядой находилась страна людей — созданий странных, живущих так мало, но желающих так многого: и славы, и бессмертия, и несметных сокровищ. Кто мог утолить их жажду крови? Или насытить их алчность? Но в те дни мы ничего о них не знали, они казались нам безобидными и забавными, словно дети.
Хайо’Тэн часто бывал среди людей, принимая их образ. Ему нравилось наблюдать за ними. Порою он прилетал ко мне и вдохновленно рассказывал о дивных обычаях, о песнях, которые они пели, о кострах, что они зажигали в ночи. Я слушала и хмурилась, потому что сердце мое чуяло неладное. Но мой сын попался в сети людских страстей. Таким уж он был — пламенным, умеющим любить и ненавидеть. Может и ты таков, мой Эл…
И вот однажды Хайо’Тэн улетел надолго в людские земли. Каждый день я поднималась в небо, кружа над горами, надеясь увидеть его силуэт, но его все не было. Он вернулась через много дней, принеся с собою человеческую девушку, хрупкую, как весенний цветок.
— Зачем тебе увядающая трава, когда вокруг драгоценные камни? — спрашивала я, говоря о дочерях своего народа. Но он лишь засмеялся:
— Камни холодны, матушка, а цветы источают дивный аромат, который волнует меня.
Она жила среди нас. Чужая. Не понятая и не понимающая. Слова любви шептала она моему сыну, но в сердце вынашивала предательство. Ведь люди лживы и непостоянны.
— Никого нет сильнее тебя, — говорила Хайо’Тэну эта женщина, — но мои соплеменники того не знают, глупцы, и славят некого воина, похваляющегося, что сразит Змя. — Так она опутала моего сына, разожгла в нем пламя.
— Не бывать такому! Не похваляться человеку победой над драконом! — Хайо'Тэн возревновал, возжаждал битвы. Много лет он не знал противника, равного ему. — Я сражусь с тем воином, испытаем каждый свою силу.
Хайо’Тэн взял с собой человеческую дочь, вернулся в страну людей и вызвал на бой хвалившегося. Как не уговаривала я сына остаться, он не послушал.
И тогда я полетела к Великому Кругу Камней, и взмолилась, чтобы они показали мне сына — душа моя предчувствовала надвигающуюся беду. Я видела его сражение с человеческим воином так, словно стояла рядом — в двух шагах, но с трудом узнавала своего славного сына, он шатался, как пьяный, и бродил, как слепой. Удары его были всемеро слабее, чем когда-либо раньше. Будто кто забрал его силу, а вместо наделил силой ребенка.
Великий непобедимый дракон, носитель пламени, наделенный крыльями, способный лететь сквозь ураган, Смеющая Буря — слабел и истекал кровью под ударами хрупкого человека. Копье в руке врага, похожее на тонкий прутик, разило бронь чешуи, словно то была мягкая кожа. И не было в Хайо’Тэне силы, чтобы извергнуть огонь и превратить в пепел противника, а вместе с ним всех его сородичей, собравшихся, чтобы посмотреть на кровь. Не стало мощи в его крыльях, чтобы подняться в небо.
Я плакала и стенала, глядя, как убивают моего сына, будто бы дикого зверя загнали в угол охотничьи псы. Я видела, как он упал и больше не поднялся. Мой крик слышало все драконье племя, и мою сердечную боль почувствовал каждый.
И тогда я взглянула на лицо той женщины, что была ему женой. Не было слез в ее глазах, горе не омрачило ее чело. Она улыбалась. Она поцеловала победившего воина и с презреньем плюнула на тело моего сына. Я поняла, что случилось. Я узнала, как смог слабый ничтожный человек сразить великого Змея. Человеческая дочь опоила его… Живя среди нас, она училась, и никто ей не возбранял, она узнала наши тайны, а мы — исполненные мудрости, но доверчивые, будто глупые дети, не скрыли от нее наших слабостей. Что может сделать это слабое существо, чья жизнь — мгновение, вода, убегающая сквозь пальцы, против нас, которые, словно скалы, века смотрим на этот мир сверху вниз. Но вода точит камень. Волна прогрызает туннели в крепкой породе. Так и люди… Она узнала, что мы, драконы, слабеем и теряем свою силу, если нас напоить водою из Бездонного озера, в котором начался наш путь, в котором мы родились, и добавить в ту воду пепел с горы Грез, где мы учились летать, приняв огонь внутрь себя, и куда уходим умирать. Эти вода и пепел в напоминание о том, откуда мы появились и том, что мы тоже смертны, хранились в святилище посреди Великого Леса. Туда и вошла человеческая дочь, чтобы украсть сокровища и погубить нас.
Смерти Хайо’Тэна людям показалось мало, они жаждали погубить всех нас, завладеть нашей землей и нашими сокровищами. Их маги и кузнецы создали оружие, которое могло разить нас — они плавили металл, добавляя в него пепел с горы Грез, и закаляли свою сталь в воде с каплей из Бездонного озера — и одной капли было достаточно.
Человеческие сыны приходили поодиночке и целыми армиями, много их гибло в нашем огне, но новые и новые занимали места павших. Они не успокоились, пока не изгнали нас из Драконей долины, пока не вырубили зеленые леса и не осушили чудесные озера, пока не забрали у нас все до последнего драгоценного камня, до самой мелкой золотой безделушки. Мы мстили им, забирая их дочерей, чтобы казнить в память о Предавшей. Но разве эти смерти могли вернуть моего сына или наш дом, или все то прекрасное, что радовало наши глаза?..
Послушай меня, сын мой Эл, младший из великих Змеев. Не отдавай сердца своего человеческой дочери. Не предавай своего рода.
***
— Плачь, плачь, дочь царя, плачь, потому что ты не знаешь, что тебя ждет, — причитала старая нянька, обнимая маленькую царевну Милену. — Выйдешь за порог — с неба опасность. Запрешься в башне — бойся пожара. Прилетит крылатый Змей, позарившись на твою красоту, унесет с собой, а там растерзает и сожжет. И горстки пепла не останется. Так погибли твои тетки — сестры твоего отца, когда были еще девицами. Так пропала твоя бабка, оставив в колыбельке дитя — твою бедную матушку.
И тогда Милена плакала, боясь ужаса, приходящего с восточным ветром, страшась огня с небес. Сердечко ее колотилось быстро-быстро, будто птичка, запертая в клетку. Она прижималась к старой няньке и просила не пугать ее больше.
— Плачь, — тогда говорила та, немного смягчаясь, — но слез никому не показывай, а как оплачешь свою долю, вспомни, что есть надежда — пока жив хоть один из воинов твоего отца, пока бьются их сердца, пока наточены их мечи и остры наконечники их копий — не знать ни покоя, ни торжества проклятым Змеям. Сколько драконьих черепов украшают наши покои. Из драконьей кости мы вырезаем подсвечники и статуэтки, шкатулки и безделушки. Их чешуя идет на броню для воинов. Их сокровища становятся нашими. Их землями мы владеем. А если и случится такое несчастье, что какую-то девушку унесет Змей, то отмщена она будет сполна.
И Милена слушала, но все равно боялась, мало утешения было в словах няньки, боялась она за отца и братьев, за тех, кто сражается с драконами, за тех, кто мстит. Она знала, что сотни уходят воевать, и только десятки возвращаются. Дочь царя, несмотря на малолетство, слышала, что костями таких воинов усеяно поле перед драконьими норами, где Змеи нашли себе последнее прибежище.
— Надень бусы, Милена, вплети в косы красные ленты, нарядись в лучшее свое платье из заморских шелков, обуйся в шитые золотом башмачки. Выходи сегодня на площадь к народу и танцуй вместе с подругами в память о великой Нанне, ибо она принесла нам волшебные вещи: шкатулку с зачарованным пеплом и кувшин с мертвой водой. Нанна научила нас, как победить драконий народ. Она дала нам надежду. Давно это было, Милена, когда я еще сосала материнскую грудь, ее правнуки уже видели своих правнуков. Но прямой род ведет от великой Нанны к тебе, дочь царя. Знай, и не забывай. За то драконы и охотятся на наших женщин пуще всех прочих.
— О, нянька, — говорила тогда Милена, — если бы меня унес Змей, я бы не дала себя растерзать или сжечь, я бы украла у него зачарованный пепел и мертвую воду. Я бы опоила его и убила.
А старая нянька только смеялась, шамкая беззубым ртом, вплетала Милене в косы красные ленты и тянула старинную песню: «Ой, не пылай, не гори огонь. Ой, не неси горя, не неси. Ой не лети за мной, не лети. Играй, ветер, с алой лентою, а меня не тронь…»
Прошли годы, умерла старая нянька, а Милена выросла в красавицу, какой еще не видел этот край, а если и видел, то давным-давно, еще во времена великой Нанны. Не было в округе парня, который не готов был бы совершить любой подвиг за одну лишь ленту из волос царевны.
Но то непростое было время — драконы, словно взбесились в последние годы. Раньше, бывало, один-два раза по весне нападут на город, сожгут несколько домов, а может унесут какую женщину. А теперь прилетали почти каждую неделю, и днем и среди ночи. Жгли и разоряли селения. Не брали никого с собой, лишь поливали огнем самые высокие крыши. Народ боялся выйти в поле, чтобы сеять, а когда все ж нашлись смельчаки, вспахали и засеяли землю, то, как урожай созрел — проклятые Змеи почти все попалили. Доедали люди последний хлеб и готовились к небывалому голоду. Один был выход — пойти войной на драконов. Только как тут пойдешь, давно закончился зачарованный пепел, и одна только капля мертвой воды осталась в кувшине Нанны. Было еще кое-у-кого оружие, выкованное древними мастерами, то которое могло разить Змеев. Да только на армию не набиралось, а с десятком таких мечей и копий что сделаешь?
И тогда в праздник Нанны вышла дочь царя перед народом, но не стала плясать и петь, как велел обычай, а сказала такие слова:
— Я надену лучший свой наряд, украшу себя золотом и драгоценными каменьями, распущу волосы по ветру и пойду к драконьим пещерам. Стану у входа и попрошу взять меня к себе. Удалось когда-то великой Нанне обмануть Змея — удастся и мне. Будут со мной боги — я добуду для вас зачарованный пепел и мертвую воду, а если нет — погибну за свой народ.
И как не отговаривали ее няньки, подруги, братья, да и сам царь, никак не хотела Милена отступиться от своей затеи. Как сказала — так и сделала.
***
Эл слышал, как поет перед входом в пещеру человеческая дочь. Тонок и нежен ее голос, словно у дивной птицы, прекрасен и манящ ее вид — сияют сапфиры в серьгах, и так же горят глаза небесного цвета, а ветер играет с золотом волос. Она похожа на чудесный цветок, распустившийся в пустыне. «Цветы источают дивный аромат, который волнует меня» — так говорил его брат Хайо’Тэн, но цветок оказался ядовитым, и аромат отравил его.
И Эл знал — как ни прекрасна с виду человеческая дочь, внутри ее — коварство и предательство. «Уничтожь ее, преврати в пепел! Отомсти за брата!» — говорил себе Эл. И в то же время какой-то другой он возвышал голос и перечил первому: «Как можно убить такую красоту? Она, словно пламя, завораживает, горит лишь мгновение, а потом превратится в дым… Зачем же сокращать это мгновение? Не лучше ли любоваться, пока это возможно?» Может быть, мудрая мать наставила бы сейчас Эла, но она уже давно нашла свой покой под горой Грез. Мало их осталось, вымер драконий народ. Эл, поклявшийся мстить, разорял человеческие селения и, не зная устали, нагонял на людей страх, но рано или поздно, они узнают, что драконьи пещеры почти пусты — и тогда придут воины с волшебными копьями и насадят на них Эла и его братьев, покончив с великом родом драконов навсегда.
И не вытерпел дракон — обратился человеком и вышел к ней.
— Зачем ты пришла?
— Хочу стать твоей невестой, — отвечала девушка. — А если тебе не нужна невеста, буду жертвой, чтобы ты больше не летал в мой город и не причинял нам зла. Сожги мою плоть, но не тронь посевов, преврати меня в пепел, но не приноси пожаров.
— Жертвы мне не нужны, — отвечал он ей, — а быть драконьей невестою — разве по тебе это? Ты ведь пришла погубить меня. Ищешь воду из Бездонного озера и пепел с горы Грез. Ты как та, что предала моего брата, такое же красивое у тебя лицо и такое же лживое сердце.
Милена испугалась, что план ее раскрыт, и из глаз брызнули слезы.
— Я желаю лишь защитить свой народ, потому что мы погибаем…
— Хорошо, — сказал Эл, — тогда пойдем со мной, человеческая дочь, я отведу тебя к Великому Кругу Камней, и они покажут, что было, что случилось с моим братом, и что твой народ сделал моему.
Когда Милена увидела прекрасную зеленую долину, какой та была до пришествия людей, парящих в небесах драконов со сверкающей чешуей, лазурные озера и зеленые леса, когда узнала о том, кем на самом деле была великая Нанна, и как она предала, сердце девушки сжалось. О, как же несправедливы были люди! Сколько зла они натворили!
Она горько заплакала и упала на колени перед драконом:
— Прости меня и прости мой народ…
На это Эл сказал ей:
— За твою смелость и сострадание, я отпущу тебя. Больше того — дам тебе награду, потому что ты не оставила равнодушным мое сердце. Выбирай, какую добычу ты унесешь с собой. Вот, стоят два ларца: в одном то, что ты искала — вода и пепел, они принесут войну. Смерть моему народу и победу твоему — тем, кто останется жив, потому что мы дорого продадим свои жизни. А в другом — сокровища, огненные камни, которые ценятся дороже алмазов, пусть они размером с семечко, но среди людей стоят целое состояние. Отнеси их в город и раздай людям в знак примирения. И я дам тебе слово, что больше никогда не прилечу на ваши земли.
Милена обрадовалась и конечно же она выбрала примирение. Совсем другим человеком уходила она из драконьих пещер. Юный Змей приглянулся ей, и внутри загорелось пламя любви.
— Оставь и ты мне что-нибудь в подарок, — попросил дракон — и девушка дала ему красную ленту.
На следующий день, поутру вместе с солнцем чуть больше двух десяткой драконов поднялись в воздух. Они улетали на восток, далеко-далеко за горы, в страну, где никогда еще не бывали, туда, куда не мог добраться человек.
Только один из них долго медлил и не улетал с остальными, он в человеческом облике стоял на утесе скалы, держал в руках ленту из красного шелка, плакал и время от времени прижимал ее к губам.
— Аромат цветов волнует меня… — шептал он и глядел, как внизу, в долине поднимается дым — пылает город.
Каждый из камней, розданных Миленой, ночью разросся диким пламенем, затопил дома и улицы огнем, потек по крышам уничтожающей все рекой. И не было от него спасения ни дереву, ни плоти, ни даже камням. Когда солнце станет в зените — от целого города останется только пепел…
И только одну жизнь волшебный огонь Эла пощадит в этом аду — один нежный цветок останется нетронутым, чтобы, закалившись в пламени, жить также долго, как живут драконы, чтобы говорить за пределами долины о коварстве Змеев, чтобы лить слезы о своем народе и о своей преданной любви. Чтобы стать вечным укором Элу, который отомстил, но не нашел утешения в своей мести…