Оглянись на свой мирок издалека… Поднимается обрушиться рука.
А припомнятся удобные разы — закати себя пилюлькой под язык.
Понедельники и вторники — забудь. Потому что не прокатит «как-нибудь»
ты и в среду ничего не опроверг… Так какого претендуешь на четверг?

И не в пятницу всё это началось… Ах, казалось, ах бывало и сбылось!
Даже ноты стал разучивать, болван… Но, как видишь, не случился Иоганн.

Слишком много ты потратил зря суббот, на пустые отголоски от работ,
извиваемый на кончике крючка (и любви хватало лишь на хомячка)

Нет… тебя не сочиняли в небесах, не несли тебя бризы на парусах,
появился ты как надобно… как все: жили-были, карусели, карусе…
Мама-папа, все дела, и даже дед. Был ты вовремя накормлен и одет
и гостей по коридорам привечал
(а бывало, напивался и кричал)
Дальше щёлкало… ты дёргал за шнурок: «Преподайте! Принесите мой мирок!
Не найдёте, закажите! Я плачу! Ненавижу вас. Не буду. Не хочу»

Бряцал ключник… Матерился суевёр. И покинули олени твой ковёр,
даже ночью показалось, что с картин, кто-то тихо оприходовал — «кретин…»

Просыпался, пил водичку, молоко, обнимал себя невидимой рукой, а потом писал правдивые стихи и они были неслыханно плохи.

За спиною извивался, как шнурок, перемен каких-то жалких ветерок, и не требовал ни слов, ни десятин… (а ты вёл себя и правда, как кретин)

Общим снегом (по тарифу) замело… Не заметить, нет, не стыдно… тяжело…
тяжело смотреть как тянут букаши: кривь твою, караганду, карандаши…
И на лодочке (как будто в Сомали) за спиной твоей пылинки поплыли,
рассекая, рассе… солнечный шафран…
А внутри не воскрешался Иоганн.
И поспорили на полочках цветки: у кого счастливей в доме дураки?
И на клавиши просыпалась земля…
Так обычно…
Так привычно…
до, ре, ля.