…И тут девушку словно прорвало. Катя рассказала мне все. Когда я ушла из отдела, Павел Дмитриевич неистовствовал, устроив всем «хорошую» жизнь, но в последние дни вдруг стал спокойнее и… начал оказывать Катерине знаки внимания. Терся все время поблизости, то и дело вызывал к себе, касался… Как и у меня все, в общем. Катя, как могла, сторонилась начальника, но, зная Павла Дмитриевича, это мало чем помогало.
— У меня мама болеет, трачу почти все деньги на ее лечение… а он сегодня говорит: «Что‑то ты, Катенька, одеваешься очень уж скромно и не по деловому этикету, придется штраф тебе назначить и выговор»… А потом он подходит и…
Катя горько зарыдала.
— Я убью его! — знаю, что сама недавно была в подобном положении и за себя здесь что‑то не особо постояла, но вот за тихую милую Катю в душе поднялось бешенство. — Что он сделал?
— Он… зажал, целовал, лапал везде, пытался раздеть, уже задрал юбку и уже хотел… — Катя вновь горько заплакала. — Так противно мне никогда не было. Думала, вырвет. Такой грязной себя ощущаю. Повезло, что в дверь его секретарь постучала. Я вырвалась и убежала.
Девушка закрыла лицо руками.
— Я не знаю, что мне делать. Это было так мерзко. Уволиться мне нельзя — мама, но на работу я больше не смогу вернуться.
— Катя, у тебя мама, а ты с собой делаешь это! — взяла девушку за запястье, показав порез.
— Это был порыв. Я бы ничего и не сделала. Просто так жалко себя стало. Как теперь быть? Буду искать другую работу. Пусть штрафы берут. Хоть кем пойду, лишь бы быстро взяли, — Катя стала успокаиваться и начинать думать рационально.
— Только денег опять придется занимать. Лер, а к тебе ведь Павел Дмитриевич тоже приставал? Ты из‑за это перевелась, да?
Тяжело вздохнула.
— Катюш, иди сейчас домой, отдыхай и ни о чем не волнуйся. Я все решу.
Катя вытаращила глаза.
— Как решишь?
— Вот так, — обняла девушку, после чего взяла под руку и повела к выходу.
За себя бы я просить и жаловаться кому‑то не стала, но за Катю и тех, кто, возможно, окажется на ее месте…
Вернувшись в приемную, решительно подошла к двери начальника, не менее решительно постучалась и вошла. Подошла к столу босса, стараясь смотреть не на Гайне, а на панорамный вид города, что открывается за высокими окнами.
Села. Хочу начать беседу и не могу: как представлю, о чем придется говорить с шефом, плохо становится. В горле пересохло, руки начали подрагивать.
— Валерия Николаевна, у вас ко мне какое‑то дело? — полюбопытствовал босс спустя пару минут. Терпеливый у меня начальник, однако.
Прямо посмотрела на Гайне.
— Да. У меня дело. Почти личное.
— Как интересно.
Правда?
— Ну что же вы молчите, Валерия Николаевна? Я вас слушаю.
У меня словно язык отсох.
— Вам нужны деньги? — не вытерпел шеф.
— Э — эм. Нет.
— Тогда что? — судя по виду Гайне, тот начал терять терпение.
— Нужна ваша помощь в очень деликатном вопросе, не требующем большой огласки. Я могу рассчитывать, что-то, что я вам сейчас скажу, не станет известно широкой общественности?
— Валерия, вы меня заинтриговали. Тем не менее чего‑то обещать, пока не услышу, в чем дело, не могу. Но обещаю, что постараюсь отнестись к вашему вопросу деликатно.
— Дело… в моем бывшем начальнике, — решилась я. — И неуставных отношениях.