Самый запоминающийся новогодний корпоратив случился у меня в первом классе. Девой на тот момент я была невероятно самостоятельной, в родительской опеке не нуждалась совершенно, и преспокойно зашнуривала по городу между музыкалкой, школой и библиотекой имени Крупской без мамок и нянек. В жизни я тоже уже разбиралась достаточно хорошо и не смела обязывать своих не в меру работящих родителей походами на ёлки, концерты и в цирк.
Нет, мама, конечно же предполагала, что перед Новым годом у ребенка должна случиться школьная ёлка и даже приготовила мне по этому случаю свежее платье снежинки. Ну как приготовила… сшила из новой простыни симпатичное платьице с рукавами-фонариками и марлевым подъюбником, а расшить его стеклярусом и дождем не успела. Что-то напутала с датами, или я напутала, не суть. Суть в том, что на последнем уроке нам напомнили, что после обеда школьная елка и на ней нужно быть всенепременно. Стишки какие-то, помнится, учили и вроде бы даже был сценарий, где я была задействована. Нужно было спеть песню про Новый год (убей не помню, что за песня, кажется там были слова «мы кружимся-кружимся», что дает основание предполагать, что я все-таки была снежинкой).
На тот момент я крепко дружила с Танькой Котовой, которая была всамделишной двоечницей и круглой сиротой. Таньку воспитывала бабушка. Отличная, кстати, бабушка, парторг большого завода и общественница, каких поискать. Таньку она любила беззаветно и прощала ей и двойки и неуды за поведение.
По скорбному стечению обстоятельств Танькина бабушка тоже была не в курсе на счёт ёлки и нам, давно самостоятельным девам, пришлось наряжаться самим.
Если бы на тот момент в городе лютовала ювенальная полиция, не видать бы нашим родным своих детушек. Самостоятельность в семь лет страшная вещь. Представление о прекрасном тоже довольно своеобразное. И ладно бы нечего было надеть, было и еще как было. Но… Что уж вышло. Зачем снежинке белые колготки, привезенные мамой из самой Риги? Сойдут темно-коричневые «гармошкой», подтянем, не впервой. Белые сандалии? Еще не хватало. Папка купил мне прекрасные мальчиковые чёрные боты на шнурках, в них и пойдем. О! Платье! Как же его правильно надеть? Не, марлевая юбка гораздо лучше смотрится, если её натянуть поверх платья. Очень красиво, очень. Волосы… Так, а где корона, которую откуда-то приволок папа и из-за которой они с мамой поругались в пух и перья? Шикарная, просто шикарная вещь! Чего она маме не понравилась, странная она, мама… Вот у папы вкус, я понимаю!
Корона, вернее кокошник был прекрасен в каждой своей детали. Добротнейшая вещь, это вам не китайские поделки, ломающиеся на голове в первый же вечер. Он прожил в нашем доме лет тридцать, не меньше, потом сгинул где-то на антресолях, но, надеюсь, еще найдется. Пять слоев картона были навеки склеены конторским клеем, этим же клеем к лицевой стороне была намертво присобачена клокастая вата, прошитая, для надежности толстенной ниткой. На нитки, для маскировки были приклеены стеклянные палочки от гирлянд (были такие раньше, напоминали длинные-длинные бусы), маленькие шарики от той-же гирлянды, а свободное пространство было сплошь усыпано битыми игрушками. Шик-модерн, хэнд-мэйд, раритет! Короне этой на тот момент было уже лет сорок, не меньше, судя по составу картона и ваты. Папины вкусы я всегда разделяла полностью.
Когда я была уже практически готова к выходу в свет, явилась Танька и сообщила, что на елку она не идет, так -как бабушка на работе, а где костюм снежинки она не знает.
На ту беду в общем коммунальном коридоре прогуливался мой сосед и дружок Димка Дорофеев. Мы, правда, уже неделю, как не дружили с ним, потому, что опыты с огнём мы ставили с ним вместе, а всыпали за поджог дома только Димке, потому, что девочек в нашем доме не лупили. Дмитрий был оскорблен этой несправедливостью и со мной не разговаривал. Но он был уже «пионер всем ребятам пример», а мы сопливые октябрята. Сердце пионера Дорофеева откликнулось на нашу беду и он приволок Таньке свой костюм серого волка, который своими руками пошила его, Димкина мать — теть Нина.
Надо сказать, что костюм был, в целом, не плох. Теть Нина работала воспитателем в детском саду и рука у нее была здорово набита. На серый лыжный костюмчик были пришиты манжеты и воротник из старой собачьей шапки Димкиного отца, на штанишках, сзади, красовался отличный хвост из поношенного чернобурочного воротника самой теть Нины. Для головы же, без изысков, предлагалась волчья маска из папье-маше, купленная за тридцать копеек в «детском мире», чтобы ни у кого не было сомнений, что это костюм волка, а не не понять кого.
Хитрая Танька попыталась поменяться со мной маскарадным одеянием, но я была непреклонна. Корону я не отдала бы никому ни за какие шанежки это раз и по размеру костюм волка был аккурат на Таньку, а мне велик, это два.
С короной была одна беда. Мастерили её для взрослой головы и она постоянно с меня сваливалась ватой вперед. Для крепости пришлось обмотать резинку, на которой держалась эта великолепная конструкция, дважды вокруг шеи.
Выражение лица «учительницы первой моей», Валентины Ивановны я помню до сих пор. В класс, где приличные родители и бабушки наряжали в красивые карнавальные костюмы приличных детей, ввалились два страшных и лохматых существа из «Республики Шкид», которым самое место было в теплотрассе, но никак не на школьном празднике. Мы с Танькой, как истинные леди, для сохранности прически не надели шапки, а приперлись сразу же в короне и маске, из-под которых вихрями враждебными во все стороны торчали патлы.
Сцена была почище ревизоровской. К недоуменному лицу педагога присоединились удивленные лица родителей и брезгливые — бабушек. По всему было видно, что дети нас боятся.
Мы с Танькой скинули пальтишки, представ во всей красе пред судилищем. Резинка от короны, которая массивным козырьком нависала над моим, тогда еще небольшим лицом, врезалась в мою тощую шею, почти полностью перекрыв доступ кислорода, но я держалась.
— Где. Ваши. Родители?
— На работе Валетинванна, — задыхаясь, прошипела я.
— Что у тебя на голове?!
— Корона, Валентинванна, папа принес для праздника.
Валентина Ивановна на минуту отвернулась к окну, у нее затряслись плечи.
— Валентинванна, не плачьте! , — ору я и грохаюсь в обморок. Проклятая резинка додушила меня.
Это не конец. На праздник мы с Танькой попали-таки. Бабуля одного из одноклассников, врач на пенсии, быстро привела меня в чувство (времена были попроще) и до праздника нас из жалости допустили. Правда не дали поучаствовать (завистники!), но и в качестве зрителей мы привлекали не меньше внимания, чем очаровательные снежинки и лисички. Корона моя была достойно выгуляна и оценена всеми, кто смог ее увидеть. Если бы у нас с Танькой была коробка для подаяний, мы сорвали бы отличную кассу, потому что более экстравагантных нарядов в стиле парижских клошаров ни у кого из начальной школы не случилось в тот день.
Потом, конечно, мы получили отличный выговор от родителей и Танькиной бабушки, но это мелочи. Ведь девочек в нашем доме никогда не лупили;)