Раз в году вспоминаю, что есть где-то там антресоль!
Достаю из кладовки забытую напрочь стремянку…
В этот миг я играю волшебника светлую роль,
От волненья руками не в такт отбивая морзянку.
В плоском ящике старом, фанерном, от пыли седом,
Под газетой поблекнувшей, выпуска шестидесятых,
На подушке из ваты ютится все то, что с трудом
Удалось сохранить, как эпохи моей экспонаты.
Здесь стеклянные бусы, фигурки бумажных зверей,
Золотой космонавт с металлической ломкой прищепкой…
Где-то стерта эмаль и на шариках нет тех огней,
Излучавших мне свет, но, увы, так отчаянно редко.
А на дне, как святыня, любимая всеми до слез,
С мелкой елкой в руке, красноносый, смешной, бородатый,
На фанерной подставке бессмертный старик Дед Мороз
Из слегка потемневшей, спрессованной крашенной ваты.
По расколотым чашкам и даже любви не скорблю,
Есть игрушки новей, безупречнее, вычурней, краше…
А разбился фонарик и я безутешно скулю,
Как щенок беспородный, надежду вконец потерявший.
Этот радостный миг бесконечным блаженством манит,
До щемящей тоски от возникших из памяти красок…
Плоский ящик неброский по горлышко счастьем набит.
«Под завязку… Под дых… До сведенных от нежности связок.»