Годовщины смерти В.И.Лебедева-Кумача проходят совсем незаметно, да и имя его стало с годами забываться. А между тем, без него представление о советской поэзии было бы неполным. Самое интересное, что его творчество было как бы двумя сторонами одной и той же медали. Одна сторона общеизвестна всем, а другая открылась спустя много лет после его смерти.

Сын сапожника (ох, уж эти сыновья сапожников, включая и «кремлевского горца»!) в 18 лет занялся переводами Горация. Вскоре, поняв, что переводы древней Эллады карьеры не сделают, он активно вкючился в идеологическую реальность советской власти, начав публиковать свои вирши в журналах «Крокодил» и «Лапоть» (был и такой в 20-х годах).
Своей критикой они были направлены против обывательщины и мещанства. Но Лебедев-Кумач не ограничивался лишь критикой. Он яростно поддерживал линию партии «в борьбе с классовым врагом»:

Но приглянитесь зорче и копните
Их прошлое, привычки и уклад,
И сразу станут видимыми нити,
Которые людьми руководят

Глядишь, один — сын прасолов богатых,
Другой — салонным адвокатом был,
Тот не забыл, что князем был когда-то,
А этот особняк свой не забыл.

Встречаются пружинки и попроще:
Здесь вспоминают собственный кабак,
Там высланы на север зять и теща,
Тут раскулачен деверь и свояк.

И гражданин, грозящийся припомнить
Обиды прошлые большевикам,
Окажется женатым на поповне
иль сыном синодального дьячка.

Этот список потенциальных врагов советской власти являлся прямой инструкцией для повсеместной «работы» соответствующих «органов». Одним из первых Лебедев-Кумач начинает создавать «культ Сталина»:

Вся страна весенним утром,
Как огромный сад стоит,
И глядит садовник мудрый
На работу рук своих…
Он помощников расспросит:
Не проник ли вор тайком?
Сорняки где надо скосит,
Даст работу всем кругом…

Василий Иванович с большим вдохновением пишет «Гимн НКВД», а затем «Гимн партии большевиков». Читатели старшего возраста хорошо помнят:

Славой овеяна,
Волею спаяна,
Крепни и здравствуй во веки веков,
Партия Ленина,
Партия Сталина,
Мудрая партия большевиков

Не забывал Лебедев-Кумач и подрастающую молодежь:

Будь упорным, умным, ловким,
Различать умей врагов,
И нажать курок винтовки
Будь готов!
Всегда готов!

В каких врагов бдительному пионеру надо разрядить свою винтовку автор не уточняет, но и без уточнений юношеству совершенно ясно. А далее следует поэма «Случай в школе», в которой поэт прямо призывает советских школьников к доносительству и стукачеству. Школьница Оля долго не решалась донести на соученика-хулигана, но все же решилась, а потому поэма заканчивается:

Увидел врага — давай отпор,
Не трусь, как гнилой обыватель.
Судим не только убийца и вор —
Судим и укрыватель.

И тем, кто хочет творить и расти
В великой советской школе,
Надо подчас поучиться пойти
К маленькой школьнице Оле.

Как один из организаторов в 1934 году Союза советских писателей, Лебедев-Кумач был первым советским поэтом, награжденным в 1937 году орденом «Трудового красного знамени», а в 1938 году «за выдающиеся заслуги в области художественной литературы» его награждают орденом «Знак почета». В 1940 году «за образцовое выполнение приказов командования в борьбе с белофинами» — орденом «Красной звезды».

В сентябре 1939 года в качестве военного корреспондента он участвует в очередном разделе Польши, что именовалось «протягиванием руки помощи страдающим братьям украинцам и белорусам». Но на этот раз обходится без награждения.

Идя в ногу с призывами партии беречь социалистическое имущество и бдить, Лебедев-Кумач пишет поэму «Быль о Степане Седове»: ночной сторож охраняет колхозный сарай и видит, что в селе пожар и сгорает его хата вместе с семьей, но поста своего не покидает — охраняемое им колхозное имущество дороже семьи и хаты.

В самый разгар Большого террора Кумач писал: «Я такой другой страны не знаю, где так вольно дышит человек»… замечу, что ставшую чуть ли не гимном, в сталинских Особых лагерях её пели иначе:

Широка страна моя родная,
Много тюрем в ней и лагерей,
Я другой такой страны не знаю
Где б так зверски мучили людей…

Лебедев-Кумач любил выступать со стихами перед разной аудиторией. Выслушав одну из таких речей, вернувшийся после очередной посадки Ярослав Смеляков во всеуслышание в зале сказал: «Надоела всем моча Лебедева-Кумача». А на одном из заседаний Верховного Совета Василий Иванович выступил с такой речью:

Товарищи депутаты Верховного Совета!
Быть может впервые в истории земли
В народный парламент вошли поэты,
А вместе с поэтами рифмы вошли:

Да здравствует Российская Федерация!
Да здравствует вся советская страна!
Да здравствует великий русский народ,
Да зравствуют все нации и племена!

В 30-х годах ни один советский фильм не обходился без участия Лебедева-Кумача: «Веселые ребята», «Цирк», «Волга-Волга», «Вратарь», «Дети капитана Гранта», «Трактористы», «Богатая невеста», «Если завтра война»… Незадолго до войны он писал — о летчиках:

Если враг обнаглевший посмеет
Перейти за пороги границ,
Небеса над врагом почернеют
Грозной тучей сталинских птиц…

О танкистах:
Отвагой и волей танкисты сильны,
сильны боевой учебой,
любому врагу наши танки страшны,
а кто не боится — попробуй!..

Вся эта шапкозакидательная поэзия, как и «И на вражьей земле мы врага разгромим малой кровью, могучим ударом», 22 июня 1941 года оказалась очередной пустопорожней пропагандой.

24 июня в газетах «Известия» и «Красная звезда», т. е. на второй день войны, были опубликованы всем известные стихи «Священная война», а 30 июня все радиостанции Советского Союза передавали эти стихи поначалу на музыку Матвея Блантера, а еще через день на музыку Александра Васильевича Александрова.

Патриотическая песня поднимала и воодушевляла народ на борьбу с врагом. Говорили, что она вывела из оцепенения в первые дни войны даже «кремлевского горца». А Лебедев-Кумач всем похвалялся, что он «эти стихи написал за одну ночь» и добился заветной Сталинской премии. А в середине 40-х он впал в тяжелую депрессию, совсем перестал писать, затем и вовсе лишился рассудка.

Ничем не могли помочь и известные психиатры. Лебедев-Кумач скончался в феврале 1949 года. В правительственном некрологе, в частности, говорилось: «В. И. Лебедев-Кумач внес в сокровищницу советской поэзии простые по форме и глубокие по содержанию произведения, ставшие неотъемлемой частью нашей социалистической культуры…»

И это верно, если прославление партии, создание культа диктатора, призывы к стукачеству считать социалистической культурой…

А теперь — о другой, малоизвестной, стороне «медали»…

Фаина Квятковская

Мой знакомый журналист, бывший сотрудник «Литературной газеты», Андрей Малыгин, тщательно изучавший творчество Лебедева-Кумача, чудом разыскал и нашел в Ленинграде старушку Фаину Марковну Квятковскую, жившую в коммунальной квартире по улице Салтыкова-Щедрина. После пережитого еврейского гетто и бегства из него в Советский Союз, многолетних скитаний по городам Сибири, единственной оставшейся у нее ценностью была папка с пожелтевшими старыми документами. Она — композитор и поэтесса. В Польше писала музыку и тексты к разным песенкам под псевдонимом Фани Гордон.

Особую известность она получила в 1931 году своим танго «Аргентина» и фокстротом «У самовара», написанных ею для варшавского кабаре «Морское око», что на углу Краковского предместья и Свентокшских бульваров (оно существует и поныне, но с другим названием). К фокстроту текст помог ей написать владелец кабаре Анджей Власта. Фокстрот «У самовара» стал весьма популярен, его распевала вся Польша: «Под самоварем зидзи мода Маша. Же муси так, а она ние!». В том же году к ней приехали представители германской фирмы «Полидор» и заключили контракт на выпуск пластинки, но попросили сделать перевод с польского на русский, ибо расчитывали на продажу пластинок в городах наибольшего скопления русской эмиграции: Берлине, Риге, Белграде и Париже. Перевод для нее не составил труда, ведь она родилась в Крыму, а полькой считалась лишь по отчиму. В том же году пластинка фирмы «Полидор» вышла миллионным тиражом, и несколько экземпляров из Риги попали в Москву.

В 1932 году песенку «У самовара» начал исполнять Леонид Утесов со своим оркестром, а затем она была в его же исполнении записана в студии грамзаписи «Музтрест». В отличие от выходных данных на пластиках «Полидор», где значилось: «музыка Фани Гордон, слова Анджея Власта», на выпущенной советской были данные «Обработка Дидрихса (был такой музыкант в оркестре Утесова. — С.Б.), слова Лебедева-Кумача» (!)

Из сталинского Советского Союза в Польшу Пилсудского последовало сообщение собкора газеты «Курьер Варшавски» С. Бегмана под заголовком «За красным кордоном», в котором он писал:

«Самый популярный шлягер исполняется в летнем театре Эрмитаж — это известный в Польше фокстрот „У самовара“. Уже несколько месяцев он играется на танцплощадках, в ресторанах и кафе, звучит из радиорепродукторов на вокзалах и даже в парикмахерских в русском обозначении „Маша“, который был написан Фани Гордон и Анджеем Власта…»

Между СССР и Польшей конвенции об авторских правах не существовало, иначе оба автора стали бы миллионерами. Умный одессит Утесов за грамзапись взял себе только исполнительский гонорар, а миллионы рублей авторских всучил жадному до денег Лебедеву-Кумачу. Мое поколение, как и коллекционеры старых пластинок, помнят её, эту грамзапись, где Утесов пел:

У самовара я и моя Маша,
И на дворе давно уже темно,
А в самоваре так кипит страсть наша,
Смеется месяц хитро нам в окно,

Маша чай мне наливает
И взор ее так много обещает,
У самовара я и моя Маша
Горячий чай пить будем до утра…

На вопрос, почему она не требовала своих прав, старая Фаина Марковна ответила: «Бороться с многоорденоносным, да еще депутатом Верховного Совета СССР Лебедевым-Кумачом было бы самоубийством. Я просто боялась. Посмотрите, как я скромно живу, у меня нет даже пианино. Играют и поют „У самовара“, ну и пусть играют и поют».

Только после смерти Лебедева-Кумача Фаина Марковна добилась свидания с Утесовым, поведав ему всю правду о плагиате. Леонид Осипович охал и ахал, обещая ей помочь, но дальше обещания дело не сдвинулось. Лишь в 1972 году она обратилась в ВААП и вскоре получила ответ: «В связи с письмом СЗО ВААП о защите авторских прав на имя Ф.М.Квятковской, Управлением фирмы „Мелодия“ дано указание Всесоюзной студии грамзаписи начислить причитающийся тов. Квятковской гонорар за песню „Маша“, а также исправить допущенную в выходных данных ошибку. Генеральный директор П.И.Шибанов». Вскоре пришел перевод гонорара на… 9 рублей 50 копеек. Газеты «Советская культура», «Московский комсомолец» и журнал «Советская эстрада и цирк» писали, что найден автор песни «Маша», но ни имени, ни фамилии не сообщали.

Но и это еще не все!..
Упомянутый Андрей Малыгин в одной из редакций нашел письмо неизвестной Зинаиды Александровны Колесниковой, живущей в подмосковном дачном поселке. Кратово в Амбулаторном переулке. Малыгин явился к этой престарелой женщине. Еще до визита к ней он обратил внимание, что в «написанной за одну ночь» Лебедевым-Кумачом песне «Священная война» отсутствуют привычная для поэта советская фразеология, а фигурируют такие национально-народные слова, как «ярость благородная», «священная война» и образы из русской истории «с проклятою ордой». Старая женщина оказалось дочерью учителя русского языка и литературы Рыбинской мужской гимназии Александра Адольфовича Боде, который написал эту песню еще в 1916 году! Сравнив рукописный текст Боде с текстом Лебедева-Кумача, Малыгин обнаружил некоторые различия: у Боде «с германской силой темною», а у советского поэта «с фашистской силой темною», у Боде «как два различных полюса», у Лебедева-Кумача эти слова не фигурируют, опустил он и четыре строчки в тексте Боде:

Пойдем ломать всей силою
Всем сердцем, всей душой
За нашу землю милую,
За русский край родной

Зинаида Александровна Колесникова (в девичестве Боде) показала копию письма, отправленного ею Борису Александровичу Александрову в 1956 году, в котором окончательно ставились все точки над «i». Я опускаю интеллигентное обращение к адресату и часть текста:

«Мы все очень рады и большое спасибо Вашему отцу Александру Васильевичу за музыку к „Священной войне“, но Лебедев-Кумач скрыл от Вас правду о происхождении текста этой песни. Она родилась в городе Рыбинске на Волге в Первую Мировую войну. Написал текст учитель русского языка и литературы мужской гимназии А.А.Боде — мой отец. Он был образованным человеком, окончил филологический факультет Московского университета. Знал латинский и греческий языки, которые тоже преподавал.

В 1916 году дважды в день, идя в гимназию и обратно домой, он встречал колонны новобранцев. Старость свою отец проводил у нас под Москвой около детей и внуков. В последние дни жизни отец говорил о неизбежности войны с Германией: „Я чувствую себя слабым, а вот моя песня может теперь пригодиться“. Считая Лебедева-Кумача большим патриотом, отец отправил ему личное письмо с рукописным текстом. Тем более, что отцу нравилась его песня „Широка страна моя родная“. Отец долго ждал ответа, умер в 1939 году, так и не дождавшись его. Посылая Вам это письмо, мы убеждены, что Вы, Борис Александрович, должны знать об истинном происхождении этой песни. Будем благодарны, если ответите на это письмо. Зинаида Александровна Боде (в замужестве Колесникова)».

Как и Лебедев-Кумач, так и Борис Александров на письмо не ответил. Обе, как Фаина Марковна, так и Зинаида Александровна, при жизни самого советского из всех советских поэтов, боялись писать о подлинном происхождении присвоенных Лебедевым-Кумачом песен. Тем более что муж Колесниковой в 1931 году был арестован и 8 лет спустя вернулся разбитым и больным. В те же годы был арестован его брат, инженер-вагоностроитель, затем последовал арест и зятя, горного инженера. Взрослый сын погиб на фронте в 1942 году, а советский поэт «за одну ночь написал «Священную войну». Миф об этом стойко держится и до сего дня. Андрей Малмгин обращался к главному редактору «Литературной газеты» А. Чаковскому и к его заместителю Е. Кривицкому опубликовать раскрытые данные, но оба в один голос отвечали: «Есть в советской истории мифы, которые разрушать не следует» (!). Более порядочный главный редактор «Недели» В. Сырокомский ответил: «Про «Машу» опубликую, а про «Священную войну» — нет!»

В опубликованных в 1982 году отрывках из записных книжек Лебедева-Кумача есть за 1946 год такая запись:

«Болею от бездарности, от серости жизни своей. Перестал видеть главную задачу — все мелко, все потускнело. Ну, еще 12 костюмов, три автомобиля, 10 сервизов… и глупо, и пошло, и недостойно, и не интересно…»

А за два года до потери рассудка записал:

«Рабство, подхалимаж, подсиживание, нечистые методы работы, неправда — все рано или поздно вскроется…»

Можно считать это признанием и в литературном воровстве. Давно уже нет в живых ни Фаины Марковны Квятковской, ни Зинаиды Александровны Боде (Колесниковой), но неправда вскрылась, а всемогущего орденоносного поэта наказал Бог, лишив его рассудка. И все больше забывается, уходит в забвение самый советский из всех советских поэтов Василий Иванович Лебедев-Кумач…