В Париже, в Париже на Сент де Ляклю
Она засыпает и шепчет: «Люблю !»
Так стонет, сминая перину,
Мюссе де Курель Эвелина.
И я, закрывая глаза на зарю,
За нею, скорее, вослед, повторю,
Чтоб сбросить все ту же перину
Мюссе де Курель Эвелины.
А вечером тихим, кусая мундштук,
Сидеть, вспоминая лобзания рук,
Представив на миг ту перину
Мюссе де Курель Эвелины.
(Б.Гринберг)
Мой бедный мундштук перепуганный днесь:
Сошла позолота, искусан он весь,
Его закусив, словно конь удила,
Хозяин, раздевшись совсем догола,
Мечтает на улице Сент де Кёчу,
При этом дрожит весь и шепчет: «Хочу»,
О маленькой, юркой мадам де Курель,
О том, как заманит красотку в постель,
На полную пухом перину —
На роскошь мадам Эвелины,
Как в жизнь воплотятся мечты и грехи,
Как после он ей понапишет стихи
И будет читать их, мундштук закусив,
И, если останется капелька сил,
Забыв про коньяк, буженину,
Завалит опять на перину
Соседушку с улицы Сент де Ляклю,
Шепча ей при этом: «Люблю вас, люблю,
Лишь мне подарите, как воду дельфину,
Пуховую вашу перину».
«Ах, так?» — разозлится мадам де Курель, —
Теперь понимаю я в чем ваша цель,
Зачем посвящали поэмы-стихи,
(Которые, кстати, совсем не плохи),
Не ели зачем буженину —
Хотели в подарок перину?!"
Хозяин-бедняк моего мундштука,
Он весь побелел, задрожала рука
И слезы в глазах, словно дождик в апрель,
Но ласково смотрит мадам де Курель:
«За ласки, за рифмы, за все безделушки
Возьмите, месье, мой подарок — подушку,
Из чистого пуха не хуже перины» —
Смеются глаза у мадам Эвелины.
И он пошагает подобно лучу —
Светясь и скользя на свой Сент де Кёчу,
Не выпуская подушку из рук,
Кусая от страсти несчастный мундштук.
2004 г.