Из речи, произнесённой Николаем Кошанским, доктором философии, надворным советником и профессором российской и латинской словесности 19 октября 1811 года.

Юные россы!
Торжествуя день сей, залог славы и благоденствия России… дадим обет сердец наших, что… оправдаем призвание наше и совершим надежду сладкую для родителей и потомков…
Душа наша, рождённая понимать и чувствовать, вечно не насытится ни познаниями, ни чувствованиями; она беспрестанно стремится к чему-то новому, совершенному. Науки — пища души. Дар слова есть средство наслаждаться и разделять наслаждения. Отнимите их — и сия часть божества, сей огнь непостижный неприметно, нечувствительно потухнет…
Дар слова есть средство всех познаний и действий человеческих, и мы, желая быть полезными, прежде всего, должны образовать сию способность — первое отличие и достоинство человека. Но какое слово, какой язык ближе к нашим чувствам, к нашим тайнам, к нашему сердцу? Тот, на котором в первый раз мы услышали и наименовали Бога, родителей и всё любезное нам — язык нашего Отчества.
Но прежде, нежели приступим к правилам, обратим внимание на свойства российского языка и рассмотрим, каким преимуществом слова могут гордиться пред нами иноплемённые.
Обилием ли? Богатством слов и выражений? Но российское слово может обилием своим составить два языка… Славянский, образуя любимое творение своё — язык россiйский, отдал в наследство ему и обилие греков, и своё собственное богатство. Какое многоразличие слов в языке нашем не только для выражения понятий, но и самих оттенков, переходов и переливов чувствований! Какое множество слов почти однозначащих, но чудесно рисующих мысль нашу, как кисть великого художника рисует едва приметные переливы света и тени! Мы говорим: блеск, свет, отблеск, сияние, блистание, мерцание. Говорим: рука, десница, мышца — слова почти однозначащие, но какое тонкое различие и постепенность! Какое обилие и богатство! И сколько неисчерпаемых сокровищ хранится для нас на языке славянском! Мы не можем завидовать обилию языков иноплемённых.
Свободою ль в расположенье слов? Но сей свободы ни один почти из новейших языков не имеет; ни один, стеснённый правилами, не может следовать первым впечатлениям природы, иногда нечаянно, необыкновенно представляющей понятия. Сие право осталось только в языках древних, перешло в славянский и благоразумно сохранилось в российском. Величественное слово наше свободно в течении своём, как ручьи, журчащие меж цветами, и мы можем гордиться сим преимуществом пред другими.
Благородством ль? Важностию? Быстротой? Но российское слово вмещает и благородство греков, и важность римлян. Мы так же, как Цезарь, можем сказать быстро и величественно в трёх словах: пришёл, увидел, победил. Какое слово может сравниться подобною быстротою?..
Выразительностью ли и гибкостию ли слова? Но сие свойство есть отличие Российского слова… Мы, юные питомцы, приближась к правилам, увидим, какая выразительность заключается в действиях однократных и многократных, во множестве слово-сокращающих причастий и, наконец, в трояком переходе каждого действующего глагола. Здесь скажем только, что выразительность и гибкость — суть преимущества российского слова, и повторим: «Каким превосходством языка могут гордиться перед нами иноплемённые?»
Гармониею ли? Подражанием природе? Но язык россiйский есть самая музыка… Если справедливо, что языка совершенного нет и быть не может, ибо в природе несравненно больше предметов, нежели в языках слов; если справедливо, что близким к совершенству почитается тот язык, в котором есть обилие слов и выражений, в котором есть свобода в расположении, гибкость в соединении и живость в представлении картин и понятий, который, наконец, имеет свои тоны, благозвучность и подражательную гармонию, то мы можем справедливо и торжественно сказать, что слово российское ближе и удобнее к совершенству, нежели все языки иноплемённых.
Творениями ли стран чуждых? Подлинно они велики и достойны внимания, ибо собраны веками и продолжительною опытностию, но Россия единым столетием как единым шагом их достигла. Чьё сердце не исполнится восторга в беседе Ломоносовых, Херасковых, Богдановичей? Чей дух не пленится творениями российских гениев? Сильно и разительно витийствуют наши ораторы, и дар слова движет и колеблет сердца россов…
И сие стройное, величественное слово может быть оставлено? И сей живой, подражательной музыке дерзают предпочесть звук иноземный? Доколе не истребится предрассудок, воскормленный млеком чуждым? И прилично ли россу — воззрите на него: чело его, рождённое для лавров, так гордо и величественно; его взор, зерцало души великой, так быстр и проницателен; его грудь твёрдокаменная так пламенно горит любовию к царю и Отечеству; его десница, как гром небесный, так ужасна противным; и его слово так обильно и живописно, как красы лугов и долин; свободно в течении своём как ручьи, журчащие между цветами; выразительно и звучно как гул громов и трели соловья в пустыне; и, наконец, величественно и чудесно, как самая природа — и прилично ли россу отдать преимущество в слове иноплемённым, отдать и раболепствовать перед самым их томным и диким произношением?
Но сей огнь на лицах ваших, но сие чувство во взорах говорит, что вы не отдадитесь предрассудкам сердца юного. Обратите внимание к словесности российской, к наукам, ко всему высокому, прекрасному и великому, и… воспарите в путь славы по стопам предков ваших.
Сего желают от вас родители и наставники, сего ожидает высокое покровительство мецената, сего требует отечество и высочайшая воля августейшего монарха.
________________________________
Русский Итон: система образования в Царскосельском лицее
Открытие Царскосельского лицея состоялось 19 октября 1811 года в чрезвычайно торжественной и пышной обстановке, в присутствии самого императора, прочих членов царской семьи, важных государственных сановников и других знатных гостей. Это подчеркивало то особое значение, какое придавалось созданию такого учебного заведения. Наиболее ярким моментом, характерным для последующего бытования Лицея, стала речь молодого адъюнкт-профессора Александра Петровича Куницына, который произнес свое «Наставление воспитанникам», проникнутое смелыми для того времени идеями гражданственности и возвышенного патриотизма: «Вы будете иметь непосредственное влияние на благо целого общества. Приуготовляясь быть хранителями законов, научитесь прежде сами почитать оные, ибо закон, нарушенный блюстителями оного, не имеет святости в глазах народа. Единственное мерило человека — гражданская доблесть и высокая нравственность».
Поводом к открытию Лицея стало стремление Александра I создать особое учебное заведение, в котором совместно с несколькими сверстниками могли получить всестороннее образование малолетние великие князья, братья императора — Николай и Михаил. Однако, в итоге было принято решение о расширении состава учащихся, образование которых в конечном счете сводилось к воспитанию всесторонне развитых, широко эрудированных молодых людей, предполагающих выстроить свою карьеру в сфере государственной службы. Сам формат образовательного учреждения — лицей — был выбран неслучайно: он апеллировал к давней исторической и культурной традиции, базировавшейся на моделях античных учебных заведений, в том числе и на основанный учителем Александра Македонского Аристотелем в IV веке до н. э. Ликей.

В Лицее действовал запрет телесных наказаний

Концепция уникального образовательного учреждения была разработана в 1808 году при непосредственном участии М. М. Сперанского, а потому она предлагала новую модель не только воспитательного процесса, но и была призвана сформировать новый тип личности, соответствующий высоким идеалам русской культуры начала XIX века. Кстати, по изначальной мысли Сперанского в учебное заведение должны были приниматься одаренные представители разных сословий, без каких-либо имущественных цензов, однако в конечном уставе 1810 года положения о равенстве обучающихся были ликвидированы. Лицею отводилось особое место в системе народного просвещения — он фактически был уравнен в правах и привилегиях с университетами, к началу столетия их насчитывалось шесть: Московский, Петербургский, Казанский, Харьковский, Дерптский и Киевский. Идея коллективной общности легла в основу лицейской философии — Лицей воспринимался как дом-семья, особое объединение единомышленников-адептов, отобранных для обучения по строгим критериям: «Лицей составляется из отличнейших воспитанников, равно и наставников и других чиновников, знаниями и нравственностию своею общее доверие заслуживающих».

22 сентября 1811 года Александр I подписал «Грамоту Царскосельскому лицею», после чего представители самых знатных российских фамилий жаждали устроить своих сыновей в это учебное заведение. Первые вступительные экзамены проводились в три этапа, а допущены к ним были 36 из 50 претендентов на высокое звание будущих лицеистов. По итогам испытаний 30 человек были приняты на обучение. Кстати приемные экзамены проводились в усадьбе министра народного просвещения графа А. К. Разумовского, что призвано было подчеркнуть особое, привилегированное положение Царскосельского лицея, коль скоро контроль за отбором обучающихся был доверен высшему лицу в российском образовании. Абитуриенты различались по возрасту: так, барону Модесту Андреевичу Корфу, будущему директору Императорской публичной библиотеки, было при поступлении 11 лет, а Ивану Васильевичу Малиновскому, близкому другу Пушкина — 16. Стоит отметить, что до поступления в Лицей дети проходили обучение в самых разных форматах: в пансионах (в частности, при Московском университете), гимназиях (например, знаменита была Санкт-Петербургская) или домашнее образование.
Среди первых 29 выпускников: А. Дельвиг, А. Горчаков, В. Кюхельбекер

Воспитанию новой породы граждан был подчинен весь уклад жизни воспитанников Царскосельского лицея. Это касалось даже введения особого распорядка дня, однажды утвержденного и практически не изменявшегося, пытаясь гармонично сочетать время отдыха и часы учебы. В 6 утра ученики просыпались и шли на молитву. С 7 до 9 проходили первые утренние занятия. В 9 часов — перерыв на чаепитие, после которого до 10 отправлялись на прогулку. С 10 до 12 — снова «классы». Потом опять часовая прогулка. Обед приходился на час дня, а с двух до пяти следовали уроки чистописания или живописи, а также другие дополнительные занятия, в зависимости от наклонностей учеников. В 5 часов снова чаепитие, а потом прогулка, после которой воспитанники принимались за выполнение домашних заданий и повторение пройденного в течение дня материала. В 8.30 — ужин, а затем до 10 вечера отдых или, как это называлось по уставу, «рекреация». В 10 часов ученики уходили на вечернюю молитву, после которой отправлялись ко сну.

Учитывая, что целью создания Царскосельского лицея было воспитание будущих государственных деятелей, выполнение столь важной задачи было поручено большому, по нашим современным представлениям, штату руководителей, профессоров, гувернеров, надзирателей и других сотрудников. Определяя главную идею содержания образования, директор Лицея Василий Федорович Малиновский, подчеркивал, что старается делать так, чтобы «воспитывающие и воспитуемые составляли одно сословие», чтобы воспитанник чувствовал в педагогах не начальников, а друзей. Необходимо отметить, что Лицей тогда был единственным учебным заведением в Российской империи, где детей не секли.

В рейтинге успеваемости и прилежания Пушкин занимал 28 место из 30

Обращение с учениками было исключительно вежливое и тактичное. Учителя и гувернеры называли их по фамилии, с прибавлением слова «господин». Кстати, первый директор Лицея, Василий Федорович Малиновский, знаменитый русский дипломат и публицист, проповедовал исключительные принципы гуманизма и просвещения. Особое внимание в создании уникальной концепции воспитания он уделял вопросам войны и мира, считая, что в борьбе за вечный, всеобщий мир должно участвовать всё человечество. Будучи человеком весьма прогрессивных взглядов, он разделял теорию естественного права и идею общественного договора, выдвинутую европейскими философами-просветителями XVIII века. Интересно отметить, однако, что он был убежден в сакральности монархического правления, хотя предлагал меры, способные при помощи определенных конституционных статей ограничить абсолютистскую тиранию в России, говоря о необходимости подчинения власти законам, которые в свою очередь должны быть выражением всеобщей воли народа.

Самым знаменитым выпускником Царскосельского лицея был, разумеется, Александр Сергеевич Пушкин. Он больше всего общался с наиболее «неспособным и ленивым», по отзывам педагогов, Антоном Дельвигом, чем со старательным и прилежным Александром Горчаковым. Любопытно, что в Лицее первое время действовал «запрет на сочинительство», было для воспитанников чем-то вроде «запретного плода». Естественно, лицеисты все равно сочиняли украдкой. И только позже по специальному разрешению профессора Н. Ф. Кошанского запрет был снят. Многие педагоги отмечали способности Пушкина, но не возлагали на него особых надежд. Один из любимых педагогов лицеистов профессор Александр Петрович Куницын записал в ведомостях об успехах Пушкина по логике: «Хорошие успехи. Не прилежен. Весьма понятен». Кстати, среди лицейских стихотворцев Пушкин не сразу был признан первым. Пальму первенства успешно держал Алексей Демьянович Илличевский, который писал басни, эпиграммы (особенно на Кюхельбекера), послания. Пушкин называл его «остряком любезным» и предлагал вылить сотню эпиграмм «на недруга и друга». Кроме того Илличевский обладал удивительным талантом рисовать карикатуры, сохранившиеся в виде иллюстраций, к различным «злобам дня» в школьном сборнике.

Примечательно, что все профессора Лицея, кроме Давида Ивановича де Будри, были молодыми людьми, едва достигшими тридцатилетнего возраста. По оценкам современников, в частности, первого биографа Пушкина Павла Васильевича Анненкова, лицейские профессора Александр Петрович Куницын, Иван Кузьмич Кайданов, Яков Иванович Карцев, Николай Федорович Кошанский «должны были считаться передовыми людьми эпохи на учебном поприще». Куницын, Кайданов и Карцев окончили Петербургский педагогический институт и, как особо отличившиеся, были отправлены для продолжения образования за границу. Их «усовершенствование» проходило в Геттингене, Иене, Париже — в крупнейших культурных и образовательных центрах того времени. Важным считался принцип, чтобы педагоги, работающие с одаренными учениками, сами создавали программы, учебные пособия, а также занимались научными изысканиями. Так, профессор Кошанский, до Лицея преподававший в Московском университетском Благородном пансионе и имевший степень доктора философии и свободных искусств, активно сотрудничал с журналами, публиковал статьи, переводы, собственные стихи, издал несколько учебников и хрестоматию «Цветы греческой поэзии». Работая в Лицее, он написал латинскую грамматику, перевел и напечатал огромную «Ручную книгу древней классической словесности», басни Федра, сочинения Корнелия Непота — всем этим пользовались лицеисты в процессе обучения.