Подобрала однажды Баба на улице бродячего Кота. Вывела блох керосином, накормила досыта и дома жить оставила. Кот, не будь дураком, из кожи вон лезет, лишь бы хозяйке понравиться — угодить. К ногам ластится, хвост пушит, спину выгибает и на зов стремглав является. Не кот, а загляденье.

Вот, как-то раз, пошла Баба на базар, а Кот у окна улёгся. Лежит, на солнышко щурится, про себя улыбается. Вдруг, видит, на подоконник Воробей вспорхнул. С лапки на лапку переступает, пёрышки клювом ерошит.

— Как поживаете? — улыбается ему Кот. — Как там на улице? Сам-то я домашний, в тепле и довольствии обретаюсь.

— Повезло, — кивает проказник — Воробей. — Не всякому такое счастье выпадает.

— Не всякому, — соглашается Кот. — Да, только, нашлась Баба, что меня к себе пустила. Теперь живу, как в раю. Медовые пряники в сметану макаю и молоком запиваю.

— Одно плохо, — чирикает Воробей. — Недолго сказке сказываться. Знаете, как в народе говорят — бабий век краток!

— Как этот, краток?

— А, так, — подмигивает Воробей. — День-другой прошёл, глядишь, а бабу уже и на погост несут.

Сказал, тряхнул перьями и улетел подлец.

— Вот беда-то, — забеспокоился Кот. — Что же это, скоро мне опять на двор идти голодать?

Тут Голубь на подоконник сел. Головой крутит, круглыми глазами таращится.

— Уважаемый, — просит его Кот, — не откажите в любезности, растолкуйте загадку.

— Рад помочь, — кивает Голубь.

— Прослышал я, говорят в народе, что, мол, бабий век короток. Не подскажите ли, насколько?

— Ум, — смеётся Голубь, — ум у бабы короток, а волос длинен. Про век же, батенька, ничего не скажу. Не знаю.

Улетел Голубь, но Кота не успокоил.

Глядит он, сидит на яблоне Ворона. На ветке покачивается, клювом прищёлкивает.

— Правда, что вы триста лет живёте? — кричит ей Кот.

— Бывает и поболее, — соглашается та.

— Так вы, наверняка, знаете, сколько бабы на свете живут. Сколько им отмеряно?

— Знаю, — каркает Ворона. — И рассказала бы, да только с утра маковой росинки в клюве не было. Не пойдёт у нас разговор на пустой желудок.

Котище наш пулей к буфету слетал, с куском сыра вернулся.

— Угощайтесь, — говорит. — А, как отобедаете, снимите мне камень с души, всё про бабий век растолкуйте.

Схватила Ворона сыр, ухмыльнулась, да и была такова.

— Бог ты мой, — застонал Кот. — Что за день такой? И расстроили и обокрали!

Тут, откуда не возьмись, Синица.

— Не вы ли здесь, — спрашивает, — бабами интересуетесь и сыром угощаете?

Плюнул Кот в сердцах, окно захлопнул.

— Чёрт с ним, — решил, — с бабьим веком. Как на роду написано, так и будет.

И стал дальше в своё удовольствие жить поживать.

Вот только стоит с тех пор Бабе прихворнуть, как Кот тут, как тут. Прижмётся к ней и прислушивается — стучит ли сердце, ровен ли пульс. Тревожится.