«Самое главное для меня — это моя честь. Мое достоинство. Это гораздо важнее денег. Важнее всего. Чтобы, прожив жизнь, я мог сказать: я не позволял себя унижать. Не позволял вытирать о себя ноги. Вот и все. Жить без чести и достоинства невозможно. Я говорил об этом много раз. Актеры меня не очень-то любят. Потому, что я всегда говорю то, что думаю.

Например, я с Мадонной встретился в Нью-Йорке и сказал ей: «Ты совершенно не важная персона». — «Но я же Мадонна». — «А я — Ричард Харрис. И оба мы совершенно не важны». — «Почему?» — «Ты думаешь, когда мы умрем, весь мир умрет от скорби? Да сколько бы ты ни надувалась, нас будут помнить каких-нибудь десять минут. Три дня от силы.

Бетховена будут помнить вечно. Моцарта будут помнить, Верди, художника Фрэнсиса Бэкона, Леонардо, Эйнштейна, Паскаля. А мы с тобой актеры. Мы приходим, доставляем кому-то два часа удовольствия, и все. Нас забывают через десять минут после выхода из кинотеатра. А великие люди — Джеймс Джойс, Шекспир, Сэмюэл Беккет, Чехов, Станиславский, Толстой, Достоевский. Те, о ком люди думают всю жизнь. Они в вечности будут. Некоторые режиссеры. Эйзенштейн. «Иван Грозный», «Броненосец «Потемкин» — это значимые вещи для меня. А мы…» Она была вне себя. «Черт! Что такое он несет! Мы суперзвезды!» Нет. Совсем нет. Мы совершенно незначимые люди. Тот, кто откроет исцеление от рака, — тот будет великий. Но не мы. Если бы я мог эту мысль внушить молодым актерам, чтобы они стали попроще, они бы лучше понимали человеческую природу и играли бы гораздо лучше. Ван Гог при жизни ни одной картины не продал, он думал, что он совершенно ничтожен, и умер от этого. А теперь его «Подсолнухи» продают за восемьдесят миллионов долларов. Теперь он гораздо важнее Мадонны, Марлона Брандо или Ричарда Харриса. Потому что он оставил что-то вечное. Оставил свою душу. Мы душу не оставляем…»