Я гляжу в небеса и болтаю с продрогшими птицами,
не задав им вопроса, ответы ловлю на лету.
Я увидел, как вяжется город огромными спицами
кем-то в кресло усевшимся, где-то совсем на верху.
Этот кто-то задумал создать ощущение праздника
и вплетает в сюжетный каскад разносолье цветов,
он с тревогой в глазах и натурой былого проказника
укрывает пейзаж под затейливым пледом зонтов.
Здесь по улицам вечером пляшет благое безумие,
поглощенное тайной былых пережитых веков,
а свидетели-сфинксы застыли в надменном раздумии
и усталостью взглядов своих рвут брезент облаков.
А художник ворчит, и сбиваются петли вязальные,
и стремится изнанка нырнуть в лицевые ряды,
но создатель упёрт — распускаются нити спиралями,
и скрепят снова спицы под шелест седой бороды.
И петляет сюжет, и рыдают события красками,
и по-новому как-то молчат в полумраке мосты,
в арках тени ползут и на стенах сливаются масками,
округляя в овалы квадраты, углы и кресты.
Опускается ночь, тяжелея бездонными веками,
и оставлена пряжа до завтра на кресле лежать,
примеряю тайком этот город, любуясь прорехами,
до утра. Чтоб согреться. А завтра вернуться опять.