Когда-то я возьму за руку дочь,
Поведаю о главном в этой жизни.
Хоть чем-нибудь хочу я ей помочь
И стать подругой самой-самой ближней.

Ей больно — мне стократ еще больней.
Ей страшно — я дрожу (присуще — маме).
Боюсь, из окружающих людей
Когда-то дочку кто-нибудь обманет.

Сквозь слезы и отчаянье она
Прошепчет без фальшивости и лести:

«Предательством покрыта голова,
И сердце после „взрыва“ не на месте.

На плечи мне упал сумбур и страх,
Такой же никогда я не бывала!
В одно мгновенье превратилось в прах
То чувство, что „любовью“ называла.

Рассыпался намеченный сюжет,
Что складывали с ним совместно в пазлы.
Был на двоих один у нас билет
Туда, где все размеренно и праздно.

А нынче я не слышу пенье птиц,
Не радуют рассветы и закаты.
В толпе мне ненавистных, серых лиц
Сжигаю разноцветные плакаты.

В романах пишут „вскоре заживет“,
Легенды пустословия знакомы?
От смеха бы хвататься за живот,
Но слезы душат в горле до оскомы.

Скажи, воспоминания порвать
Возможно как-то в мелкие кусочки?»

Прожив немного дольше, я, как мать,
Отвечу повзрослевшей уже дочке:

«А вот, что я скажу тебе, любя,
Слезами горю вовсе не поможешь.
Обидчикам твоим… Им Бог судья!
Пускай не завтра, а немного позже.

Старайся не рубить сейчас сплеча.
И месть не подавай потом холодной.
Порой, быть сильной — это промолчать,
А опосля уйти куда-угодно.

Зачем ты неоправданной молвой
Стремишься вырвать душу наизнанку?
Запомни, дочка, я всегда с тобой!
А жизнь — она не скатерть-самобранка.

«Любовей» будет много, боль — одна
Навязчиво сопутствовать годами.
Не стоит верить, доченька моя,
Что время лечит —
Время только ранит.