Жила напротив нас соседка. Дверь в дверь… Языком только улицы мести… Председатель «местного сарафанного радио…»
Мы про свою семью не знали таких подробностей, какие знала она, а через нее и весь наш микрорайон, что больше напоминал многоэтажную деревню, чем промышленный район на юго западе Москвы, расположенный по обе стороны Очаковского шоссе, с незапамятных времён, наречённый кем-то «периметром» и «базой…» Мы жили на той стороне, которую именовали «базой," но не об этом речь… Так, вот, у этой самой соседки, Анны Фёдоровны, было две дочери, младшая, Таня, была старше меня на два года и училась в нашей, же, школе, а старшая, Нина, жила отдельно, работала воспитателем в детском саду, не так давно вышла замуж и ожидала на момент рассказа скорого прибавления в семействе.
А надо сказать, что за Анной Фёдоровной кроме славы про «длинный язык» ходила ещё одна слава, про «недобрый глаз…»
Вроде бы по отношению к нам она ни в чём таком нехорошем нами замечена не была… Хотя, как знать…
В один прекрасный день, когда мы возвращались из школы, где я училась, а мама — работала, «лавочные» кумушки, сидевшие у подъезда в три ряда, опоясав его на манер пулемётной ленты, «никто не пройдёт незамеченным," ещё издали, едва завидев меня и маму, стали выкрикивать, наперебой сообщая новость про чужую радость:
-Ой, Валька, привет!
-А у соседки то твоей внук родился!
Мы с мамой кивнули, мол, «здравствуйте» и пошли домой — времени, уже, много, вот-вот, папа с работы придёт, а обеда ещё нет.
За домашними хлопотами и радостями вечер подходил к концу.
Мы уже собирались ложиться спать, как, вдруг в дверь позвонили.
Пока мама открывала, отец тихо, спокойно, но строго сказал:
-Валя, недолго… Если это Анюта — не уйдёт, пока не выгонишь… А ребёнку, завтра, в школу, да и нам, тоже, на работу…
И, дослушав папу, и кивнув, в знак согласия, мама открыла, наконец, дверь. Это, действительно, была, Анюта… Она заявилась с какой то банкой и ложкой, тараторила громче и быстрее обычного и из всего сказанного мы поняли, что в доме закончился сахарный песок, а магазин, уже, закрыт, и так далее, и так далее, и так далее…
Чтобы она заткнулась и поскорее ушла, мама ей позволила взять столько песка, сколько та сочла нужным. И, уже, собираясь уходить, как-то так, про между прочим сообщила, что родился внук. В дверях, да ещё на ночь глядя, поздравления получились скомканными, и, несколько, нелепыми…
Пожелав соседке спокойной ночи, мама с облегчением закрыла за ней дверь.
Но тут во мне шевельнулись воспоминания о разговорах про её «нехороший глаз» и сопоставив то, что именно в день, рождения внука, она пришла к нам за сахаром, я вдруг, поняла, что это не случайно… Дело не в сахаре, а в том, что всё это не просто так…
На следующий раз, опять же, благодаря «вездесущей лавочке» — предупреждён, значит, вооружён, в день, когда у неё родился, уж, не помню, от которой из дочерей, очередной внук, я решила, что буду держать ухо востро, и когда в дверь позвонили, а надо сказать, что родителей дома не было, я открыла, и решив, что в квартиру её не пущу, держа на пороге, и успев заметить в руках какую то ёмкость, выпалила:
-Если ты за сахаром, то у нас его нет!
Она едва банку из рук не выронила:
-Как это, нет?
-А вот, так, нет и всё!
-Тебе, что, жалко?
-Странный вопрос. Ты зачем к нам пришла?
-За сахаром…
-Почему?
-Потому, что кончился…
-Значит, у вас сахар закончиться может, а у нас — нет… Чудеса… Кстати,
с рождением внука, — весело сказала я вслед уходящей с пустой банкой соседке и, счастливая и радостная, что осталась она «ни с чем», закрыла дверь на ключ…