Когда я издал свою первую книжку «Архипелаг гуляк», я посвятил ее «всем тем, кто меня любит: маме и папе».
Я себя сглазил: теперь меня любит и Лиля.
Каждое утро под своей дверью я нахожу букетик. Раньше я думал: Лиля тягает их с кладбища. Теперь я спокоен: она приносит их из мусорного бака.
Если это не любовь, то извините…
Ее любви я по наивности бежал. Я трижды топился и дважды тонул, не говоря уже про вешался. Не помогло. Я снова с вами.
Я работаю в еврейской общине Донецка. В моей трудовой так и записано: «Помощник раввина Вышецкого по внешним сношениям…»
Каждое утро она приходит в синагогу. Ко мне.
— О, сегодня в синагоге рыбный день, — говорит главный раввин Донбасса Пинхас Вышецкий.
И как всегда он прав: Лилина фамилия — Карасик.
Ее письма нельзя читать без слез. А где слезы — там, наверное, и смех…
Славонька, так и передайте себе, когда будете трезвый: вы хороший!
В нашей синагоге очень много верующих хорошо покушать.
Славонька, вы правы, что вернули мне мой желтенький букетик. Теперь я понимаю и сама: почему желтый — цвет разлуки? Потому что зеленый цвет успокаивает, а желтый — успокаивает навеки…
Водитель ехал так быстро, что деревья в испуге шарахались.
Славонька, нужно чай пить тихо, чтоб не побеспокоить чаинки, спящие на дне. Вот так нужно и жить, тихо и не рыпаясь, а не так, как вы, Славонька Верховский.
Зачем делать тайну из мелочи? Родиться — проще простого: нужно вовремя попасть под размножение…
Славонька, я в вас вижу очень умного человека, но постоянно приходится разговаривать с каким-то идиотом, что тоже вы…
Пыль, Славонька, это никакая не пыль, а семена, из которых вырастает запустение…
А начальник нашей синагоги Юдочка Келерман то кричит, а то болеет; в нормальном состоянии в живых его еще никто у нас не видел.
Цыганок я, Славонька, не перевариваю. Однажды нагадали мне не то. С тех пор я по нагаданному и живу…
Я пеку такие торты, как никто и как никак.
Мне, Славонька, повезло, мне жара не страшна. Я могу отдыхать в тени собственного носа. Я знаю, вам смешно. Но мой нос рассчитан не на это…
У нас в синагоге шизофреник на шизофренике. Согласитесь, Славонька, но ведь это же разврат!..
Вы думаете, Славонька, что я плачу по поводу несправедливости. Нет, Славонька, как раз по поводу справедливости: я ее оплакиваю…
А вчера меня оскорбили. «А у вас кривые ноги!» Но я, Славонька, не заплакала, а не растерялась: «Таким ногам, между прочим, я училась у вас!»
Славонька, не хотела, но сигнализирую: вы дарования такого среднего, что не про вас будет сказано…
О, теперь я знаю, что такое справедливость! Так, вчера меня обворовали. И тогда, Славонька, я подумала: ну что ж, побеждает сильнейший…
Ах, Славонька, иногда вы произносите такое!
Согласитесь, Славонька, что язык, завязанный на бантик, это не только красиво, но и молча…
Представьте, Фимка время знает наизусть! Я: Фимочка, который час? Отвечает: семь. Проверяю. Это ж надо: ровно!
Ну надо же, привидится такое! Если не будете вы думать о плохом, оно придет к вам тоже не раздумывая…
Вчера Фимке запретили ругать матом прихожан. Но природа берет свое. Уже сегодня слышала сама: вы не поверите, но он их матом хвалит. Мягко говоря, он не дурак…
У вас в кабинете, Славонька, такой бардак, что тараканы должны вам ноги целовать! А я такая чистюха, что забыла их и видеть…
А однажды зимой у меня вдруг запотели очочки, я протерла, глянула на зиму — а это лето…
Почему я, Славонька, хожу по похоронам? Если с покойником не попрощаешься, значит, скоро с ним увидишься опять.
Я страшно переживала, что эта Дуся ходит в синагогу. Она же русская по папе и по маме! Как узнаю: раввин ее простил. Тогда конечно. Лучшая подруга!
А другая прихожанка говорила: «В Кировоградском музучилище я училась с Игорем Крутым, но прошу вас — только никому!» И тут я, каюсь, Славонька, сдержаться не смогла: «Скажите честно, вы хотите, чтоб я проболталась?!»
Славонька, негров неграми называть нельзя, это расизм. А нужно просто и доходчиво: темные люди они…
Раньше, Славонька, я не знала, что я нефотогеничная. Уродка и уродка. А теперь я знаю, меня Фимка научил: нефотогеничная — это когда птичка вылетает — и, пугаясь, залетает обратно…
Злые люди интересуются про вас и про меня: а какая разница в возрасте? А действительно, Славонька, какая нам разница?!
В синагогу позвонила одна старушка, чтоб поторговаться: «А если, между прочим, я умру, то сколько это будет стоить, а?» Глухая, а туда же — умирать. Похоронщик в трубку ей кричит: «Бесплатно, вам бесплатно!», но выхватывает Фимка: «Вы не верьте, если б хоронили забесплатно, в Донецке не осталось бы евреев!»
Знаете, Славонька, что о вас говорят? Только сядьте, а не то взлетите. Ангел вы!
— Славонька, оставьте ваш автограф!
На что я ей крепко пожал руку.
— А автограф?!
— Рукопожатие, Лиля, это тот же автограф. Но как воздушный поцелуй.
— А не проще ли, Славонька, поцеловать, как в жизни, чем расписываться в собственном бессилии?..