В кофе есть тайна. Потому он так непрозрачен — как южная ночь до восхода луны.
Он горяч и крепок, как объятия; он горек, как разлука.
Но если в кофе добавить немного колдовства — сахару, корицы, перца, сливок, орехов, — он открывает иные стороны жизни: он может быть сладким и дерзким, как поцелуй украдкой; вдохновенным и изысканным — как высокая поэзия; обволакивающим негой — как восточная музыка; романтичным и волшебным — как прогулка по старинному городу; мечтательным — как ранняя юность, томительным — как предчувствие любви; он может быть с неопределенным, ускользающим послевкусием — как неразгаданный намек.

Кофе может постепенно раскрывать свой аромат и свой вкус, как притча или коан, даже тогда, когда чашка пуста, и вкусовые ощущения закончились, но осталось воспоминание о них — быть может, еще более пленительное и манящее.
Знатоки утверждают, что кофе необыкновенно восприимчив к тем мыслям, к тому душевному состоянию, с которым его готовят. Не потому ли возникло гадание на кофейной гуще?
А я люблю смотреть на дымок над чашкой кофе: прозрачный, едва заметный, он складывается в причудливые образы: смутное очертание паруса; крылья бабочки; невесомое перышко; легчайшая вуаль царицы эльфов; бородатый джин, который, возможно — если с ним правильно заговорить — скажет: «Слушаюсь и повинуюсь!»

Ранней весной я чаще всего пью кофе не за столом, а стоя у окна — чтобы видеть, как зажигаются окна в домах справа и слева, а прямо — вдалеке — поблескивает речная гладь.
Очень важно поймать этот импульс рождающегося дня и одновременно внутренне проснуться — именно тогда возникает несокрушимая уверенность, что это будет — мой день.