Он шёл по дороге — сутулый и старый,
Бродил вдоль уютных, заросших аллей.
А мимо гуляли влюблённые пары
И плавал по воздуху пух с тополей.
Он шёл, тяжело опираясь на клюшку,
В смешном сюртучке с тех, военных времён,
И кепка скрывала седую макушку
Да взгляд светлых глаз, словно выцветший лён.
Он шёл и смотрел на зелёные дали,
На небо и спящие в нём облака…
И тихо, чуть слышно, звенели медали
На вытертой ткани его сюртука.
По узким аллеям проказливый ветер
Гонял белый пух и листву второпях,
И птицы плескались в фонтанах, как дети,
Да солнце играло в кудрявых ветвях.
И лето вокруг оживлённо галдело.
Шёл люд, от жары обалдевший слегка.
И не было всем ни малейшего дела
До дряхлого, с клюшкой в руке, старика.
А он в одиночестве брёл по дорожке
В смешном сюртучке и линялых штанах.
И жизнь его вся — в стёртом временем прошлом —
В далёких, ещё до войны, временах,
Где так же гуляли влюблённые пары
И плавал по воздуху пух с тополей…
Он — щёголь с военною выправкой бравой,
А взгляд — синий лён из-под чёрных кудрей.
Где так же задиристо били фонтаны
И в парке оркестр гремел, словно гром.
Шёл люд, от жары ошалевший и пьяный,
Да пряталось солнце за зеленью крон.
Всё так же сияли чудесные дали
И клумбы цвели где-то там впереди…
Но не было клюшки и этих медалей,
Что звякают тихо на щуплой груди.
И не было горя (как всё-таки странно!),
Пока не пришла в сорок первом война,
Что всё отняла у того ветерана,
Оставив взамен лишь одни ордена…
Оставив в судьбе (одинокой, постылой)
Потёртые снимки друзей боевых,
И горькие слёзы у братской могилы,
И в праздник Победы — сто грамм фронтовых…
Он шёл по дороге — седой и тщедушный,
Один ковылял средь тенистых аллей.
Стучала клюка — дорогая подружка
И верная спутница старческих дней.