С ноября 1941 года по 12 февраля 1942 года я находился в Вяземском «госпитале» для военнопленных По свидетельству врачей, работавших тогда в «госпитале» и в лагере, за зиму 1941/42 года в Вяземском лагере умерло до семидесяти тысяч человек Люди помещались в полуразрушенных зданиях без крыш, окон и дверей. Часто многие из тех, кто ложился спать, уже не просыпались — они замерзали. В Вязьме истощенных, оборванных, еле плетущихся людей — советских военнопленных — немцы гоняли на непосильно тяжелые работы. В «госпиталь» попадали немногие — большинство гибло в лагере.
Из Вязьмы я в феврале 1942 года был переведен в Молодечненский лагерь (Белоруссия). Здесь, по свидетельству врачей и санитаров, к этому времени (с начала войны) умерло до сорока трех тысяч человек, умирали главным образом от голода и тифа.
…
В Замостье, в лагере для офицерского состава, за зиму 1941/42 года, по свидетельству моего товарища по плену Шутурова Д В. (Днепропетровск), из двенадцати тысяч человек к концу марта 1942 года осталось две с половиной тысячи. Остальные умерли от голода и холода.
…
В ряде мест осенью и зимой 1941/42 года немцы устраивали лагеря военнопленных под открытым небом. Так было в Замостье, в Сухожеброво (около Седльца). в Минске и в других местах Результатом этого была почти поголовная гибель находившихся здесь людей. В лагере рядового состава в Замостье в конце 1941 года пленные жили под открытым небом. В октябре выпал снег. За два дня две тысячи человек замерзло.
Зимой 1941/42 года немцы в лагерях по утрам выгоняли пленных из бараков на двор и не пускали в помещения до ночи. Люди замерзали. Раздача пищи тоже производилась на морозе
…
Тысячи военнопленных гибли на этапах и при перевозке по железной дороге. Этапы отправляли часто пешком. Отстававших пристреливали и это практиковалось до последних дней войны. Часто конвоиры стреляли в колонны пленных исключительно ради забавы. Зимой 1941 года были случаи, когда из лагеря выходила колонна в шесть тысяч человек, а к месту назначения приходили две — три тысячи. Остальные либо замерзали в пути, либо были убиты немцами.
По железным дорогам пленных перевозили либо в товарных вагонах (без печек), либо на открытых площадках. В каждый вагон помещали до ста человек Люди замерзали и задыхались от отсутствия воздуха В феврале 1942 года «госпиталь» военнопленных из Вязьмы перевозили в Молодечно. По пути на каждой остановке из вагонов выносили умерших от истощения и замерзших.
…
В плену я находился в «госпиталях» лагерей военнопленных в Вязьме, Молодечно, Кальварии, Ченстохове, Эбельсбахе. Слово «госпиталь» никак не подходит к этим учреждениям. В Вязьме госпиталь помещался в полуразрушенных, брошенных жителями домиках, на окраинах города и в развалинах корпусов маслозавода. В домиках всегда было холодно и темно. Раненые валялись на голом полу. Даже соломы не было для подстилки. Только к концу моего пребывания в Вязьме в домиках были сооружены нары, но и на них больные лежали без соломы, на голых досках. Медикаментов не было. Вшивость в госпитале была невероятная Бани за три с половиной месяца моего пребывания в Вязьме не было ни разу.
Так же было и в молодечненском госпитале. На голом полу, в каждой «палате» в четыре ряда, плотно прижавшись друг к другу, лежало восемьдесят человек Свирепствовал тиф. На целый этаж (восемь — десять палат) был один термометр. Я заболел тифом. За все время болезни фельдшер смог лишь один раз измерить мне температуру. Вшей обирали в обязательном порядке три — четыре раза в день. Раздевались догола и просматривали каждую вещь. За один прием набирали по триста — четыреста крупных вшей. мелких собирали пригоршнями. Немцы ничего не делали для борьбы со вшивостью. Врачи мне рассказывали случаи, когда немцы кардинально «решали» проблему борьбы с тифом: они под- жигали тифозные бараки вместе с находящимися там больными.
В молодечненском лагере (позже и в кальварийском) мы много раз видели, как на дворе порют пленных. Били полицейские, но за процедурой избиения часто наблюдали немецкие офицеры. В Молодечно я видел как офицер выхватил у полицейского нагайку и стал со всего размаха бить по голому телу распластанного на скамейке человека. Окончив избиение, офицер пригрозил полицейскому если он будет бить не крепко, то его самого выпорют.
…
В феврале 1942 года меня привезли в лагерь военнопленных в Молодечно. К этому времени в лагере было больше двадцати тысяч человек, а в «госпитале» — до двух тысяч. Пленные жили в бараках, построенных из железа В них было невыносимо холодно. Питание в лагере было на грани голодного минимума. В декабре 1941 года немцы выстроили живших в одном из бараков и отсчитали каждого десятого. Таких набралось сто пятьдесят человек Их отвели в сторону и на глазах всего лагеря открыли по ним огонь из автоматов. Небольшая лишь часть из них спаслась, смешавшись после первых выстрелов с толпой пленных.
В лагере был жестокий режим: людей публично пороли. В виде наказания держали в клетке несколько часов на жестоком морозе.
Врачей-евреев не допускали к работе для обслуживания самих же военнопленных [Были отдельные исключения, но и то временные. В Молодечненском лагерном госпитале работал врачом доктор Копылович (бывший заведующий поликлиникой города Шахты). Его допустили к работе только потому, что он был отличный хирург. Я слышал от многих товарищей, что этот врач в тяжелых условиях немецкого плена честно выполнял свой врачебный долг и спас много советских людей от смерти. Сам он был отправлен из Молодечно в Барановичский штрафной лагерь «Ост», куда немцы посылали политработников и евреев и откуда возврата не было.
Рассказ бывшего военнопленного М. Шейнмана. (из Черной книги И. Эренбурга и Д. Гранина):