Прочерки, прочерки — вырвана с корнем история:
Все многоточия, строчки, сомнения, правила.
Практика стёрла графитный набросок теории —
Время не терпит боящихся сразу и набело.

Нежность на кончиках пальцев никчёмным сокровищем,
Не разделить, не отдать, не стряхнуть, не избавиться…
Я же люблю его, Господи, искренне — чтО ещё?!
В этом меня даже Ты не заставишь раскаяться!

Своды законов Твоих мной не раз перелистаны,
Заповедь с номером семь — нет печальнее повести…
Господи, что будет чище — бессовестность истины,
Или прикрытая подлость поступка по совести?
… показать весь текст …

Это странное чувство… Мы связаны были всегда
Крепкой нитью любви вне привычных законов и правил.
Ты берёг меня с первых шагов от случайного «да» —
Не всегда получалось, ты всё же не Бог и не Ангел…
Я не помню, когда первый раз был прерывистый вздох,
Первый взгляд — первый выстрел в упор в беззащитную душу…
Я теряла тебя, потому что я тоже не Бог,
И построить гораздо сложнее, чем сдуру разрушить.
Пирамиды Египта и впавший в безумие Рим,
Бесшабашная Франция — время балов и дуэлей…
Сколько жизней подряд ты опять становился моим,
Сколько раз я шептала «твоя» под звездой менестрелей…
Это странное чувство спокойствия с ноткой тепла,
Словно встреч за плечами не десять и даже не двадцать.
… показать весь текст …

Он молчал. Он вообще не любил говорить,
Этот бледный мужчина в промокшем пальто.
Он смотрел на часы. Так хотелось курить.
Дождь хлестал по щекам, словно было за что.
Он молчал, когда стрелки сошлись на нуле,
Не дождавшись её под потоком воды.
Ведь всего-то двенадцать часов на земле,
И опять в этот плен ледяной высоты.
Он молчал, когда руки сжимали штурвал,
Обо всём, кроме неба на миг позабыв.
И почти-что не слышал, как кто-то считал:
Двести двадцать идём… двести сорок… отрыв.
Он не знал, что сди…
… показать весь текст …