Она старалась мечтать в голодом сером детдоме.
И пряча слёзы в кровать, мечтала только о доме.
Она стремилась сберечь в своей душе состраданья.
Не отравить, не пресечь людской души пониманья.
Она не стала семьёй на рынке «детской надежды».
Была немного слепой, слегка наивной, небрежной.
«Она нам не подойдёт», — в захлеб твердили «мамаши».
«Она же просто урод, хочу умнее и краше»…
Она ушла на войну, лишь стукнуло восемнадцать.
Была в тылу и в плену, разведчик роты Н-надцать
Она влюбилась в него, он так красиво писал.
Он снайпер был — виртуоз, он их форпост защищал.
Она в январскую ночь его закрыла собой.
Затем, подняв на себя, несла сквозь слёзы и боль.
Она тащила его, борясь со шквалом гранат.
Под пуль колючих дождем, сновала вскользь, наугад.
Она вернулась живой и целой даже, вполне.
Она ценила его и в мире, как на войне.
Он лишь жестоко шутил: «Она же просто урод»!
Но знала, что он любил, сквозь шору, грубость и лёд!
Он ту январскую ночь ведь и не помнил вполне.
Кантузию получив, на той холодной войне.
Любви он не доверял, её считая игрой.
Её в миру потерял, зовя те чувства игрой.
Тот снайпер был виртуоз, такой же, впрочем, как он.
Приветом прошлой игры, стал в её сердце патрон.
Он больше так не шутил, он понял цену потерь.
Он так красиво писал в борьбе циничных идей…