Март обрушил нас в пепел и прах бесконечных сердечных пожаров. То ли шапки горят на ворах, то ли злость исправляют на жалость, души мечутся в поисках средств для спасения собственной шкуры, ретроградный старик во дворе смерти ждёт и задумчиво курит. Я опять просыпаюсь в бреду — каждый март одинаково страшен, если завтра за мной не придут, то придут за добычей постарше, если в списках не хватит имён, мне придётся идти самозванцем, время рукопись старую мнёт и ведёт нас — друг другу сдаваться. Даровит, хамовит, не скорбит этот март о дежурных потерях, фестивалит дурной массолит, ремонтируют выжженный терем, строят планы на чёрном снегу, посыпают песком половодье, я опять чью-то боль берегу, а своя мне приятелей водит. Так и выживем — дни сочтены, за Страстной обещали — воскреснем, постоим у великой стены да сыграем весенние песни, все отстроимся — кто из руин, кто от старого правопорядка. Чёрный снег превратится в ручьи и помчится по бабкиным грядкам.
Аллилуйя, безжалостный март, без пощёчин не помнишь о важном, мы стремительно сходим с ума по заветам и правилам вашим, если нас задержала межа — службу справим и будем довольны.
И закончиться, и продолжать
каждый год
одинаково
больно.