На заре своей офицерской службы пришлось мне служить в полку на самолетах Ан-12.
***
Экипаж у нас был колоритный. Чернов по иронии судьбы был рыжим от головы до пят — от пылающих огнем волос на голове до ярких в любое время года веснушек в самых непредсказуемых местах.
***
Историй с этим Черновым было множество, но об одной из них хотелось бы поведать особо. Аэродром наш находился на окраине села Сеща, что на границе Брянской и Смоленской областей. Во время войны это был тот самый партизанский край, в котором «шумел сурово брянский лес». Опасаясь (и не зря) партизан, леса вокруг аэродрома немцы повырубили. Однако это не помогло, и их бомбардировщики, не долетая до Москвы, иногда взрывались в воздухе. Так что многие москвичи, сами того не зная, жизнью своей обязаны тем самым сещенским партизанам. На дочери одного из них и был женат наш рыжий Чернов, поэтому из офицерского общежития перебрался в большой деревенский дом, «где резной полисад», черноземный огород и полно всякой живности. Потом детишки, девчонки и мальчишки… И хотя корова у Черновых была, но для детишек, поговаривали, козье молоко полезней. Чернов «спиногрызов» своих любил, но с козой как-то не складывалось - в Сеще купить не у кого, а съездить куда подальше — времени нет. Однако реальный шанс попить козьего молочка у рыжих детишек Чернова всё же появился. Застряли мы как-то на одном из аэродромов в Белоруссии на несколько дней. На местном рынке Чернов увидел козу, продавала которую древняя старуха. Продавала дорого, а потому и безуспешно. На третий день торгов бабка пошла на понижение. Ударили по рукам и уже бывшая владелица козы, послюнявив пальцы, пересчитала деньги и, картинно всплакнув о потере кормилицы, вручила Чернову веревку с привязанной за рога козой. На сэкономленные в итоге торговых баталий деньги Чернов купил двух пестрых куриц, которых вместе с блеющим животным на выделенной нам машине мы и привезли к самолету.
Погодка — шепчет! Солнце, птички щебечут, кузнечики стрекочут. Командир со штурманом на командно-диспетчерском пункте (КДП), самолет к вылету готов, экипаж валяется на травке, кто-то играет в шахматы (для молодых: это такой деревянный развивающий гаджет). Коза, привязанная к антенне самолетного ответчика, мирно пасется, но глаза у нее отчего-то печальные-печальные. То ли расставание с бабкой на нее так подействовало, то ли неопределенность будущего, а может у коз глаза просто такие и есть.
КДП недалеко и видно, как от него в нашу сторону спешно двинулись две фигурки. Ага! Наши. Характерный взмах рукой — добро есть. Чернов одним движением опытного птицевода забросил куриц в парашютную сумку, взлетел по стремянке в самолет, бросив на ходу: «Мужики, козу мою погрузите!». Пытливый читатель вправе спросить, а почему он сам этого не сделал? Здесь следует пояснить, что для запуска двигателей в полевых условиях или зачастую на чужом аэродроме используется бортовой турбогенератор ТГ-16, а вот он-то находился в епархии Чернова. Вот и поспешил он, болезный, к исполнению того, что предписано ему инструкцией. Убрана стремянка, закрыта дверь, запущены двигатели, прочитана «молитва», диспетчер дает добро, рулим, взлетаем … Легли на курс. Лету-то всего — полтора часа. В наушниках голос Чернова: «Мужики, козу мою погрузили?» А в ответ тишина. Тот же вопрос с нотками отчаяния и, как в «Бриллиантовой руке», с «непереводимой игрой слов на местном диалекте»…
Иногда и сейчас я вспоминаю этот печальный и одновременно забавный случай и представляю, как коза бежит на привязи за разбегающимся самолетом, как взмывает в небо без всяких крыльев, и все наземные козы ей безусловно завидуют, так как она первая и, я думаю, до сих пор единственная из парнокопытных, которой довелось «прянуть в небо и узкой лентой блеснуть на солнце».
А козу мы Чернову купили. Сбросились и купили. Так что маленькие рыжие Черновы без молока не остались.

12 декабря 2017 г.