Кейт заходит в номер напротив, включает свет, ставит на стол бутылку и ноутбук, открывает шампанское, пишет ей: «ну, привет» — одновременно в скайп, телеграм, фэйсбук. Над морем туман, над городом — вечный смог. Откроешь окно — от ветра бросает в жар. Кейт отправляет на верную смерть письмо. Не дожидаясь ответа, включает джаз. Время идёт по квадрату, и каждый такт в висках отдаётся нервно и горячо. Кейт набирает стремительно: «Как ты там?», нажимает enter, вслух произносит: «Черт».
Боль обжигает холодом — брют со льдом, Кейт пишет: «Входи» и делает шаг назад.

Их разделяет гостиничный коридор: 302й и 304й ад.

Его кочевое племя разбило стан. Ее кочевое племя ушло на юг. Он сросся с седлом за месяцы, он устал, как странники и бездомные устают от вечных скитаний. Его небольшой народ готовился к ночи, сбрую снимал с коней. Костры разгорались. Он чувствовал, что живет на древней земле, в границах ее огней. Он чувствовал, как становится невесом, огромные звезды плыли над головой. Он спал у костра и видел чудесный сон о том, что отныне не было ничего. Он видел другое племя, иная речь звучала напевно, будто бы наяву, но он не успел запомнить и уберечь в себе ее имя - льющийся долгий звук. Наутро он встретил старейшину и спросил, о чем этот сон и что он ему сулит. Старейшина молвил: тебе не хватило сил почувствовать силу этой чужой земли.

Здесь море ночами тихое, и звезда следит, как эпохи из глубины встают.

Его кочевое племя разбило стан.

Ее кочевое племя ушло на юг.

Впрочем, как всем нам хорошо известно, нет на свете грехов, которым не нашлось бы прощения © Оскар Уайльд

Как стальной позвоночник подземного змея, что свернулся кольцом где-то в брюхе столицы, из глубин поднимает Медею, Тесея и сто тысяч имён, не желающих длиться. Как, ударившись оземь, идут они лесом или парком идут, если леса не сыщешь, за чужим маяком, со своим интересом — семь морей бороздят корабельные днища. Как не львы и не гидры, но звуки и кадры на пути их встречают и словом, и делом. Из глубин достают и наносят на карту тех, о ком ты недавно и знать не хотела. De profundis, родная, открыто, разбито — опустеют и тюрьмы, и трюмы, и термы, даже ты опустеешь — однажды по битам будет скачан любой и прочитан неверно. Ошибаться — исконное свойство двуногих: не учили ещё обращаться с вещами, оттого и не знаем обратной дороги — согрешили и ждём.

Но никто не прощает.