Когда дежурство выпадает в будничный день не так обидно, но вот когда приходится целую ночь охранять спокойствие граждан, в особенности если эта ночь новогодняя. Становится вдвойне обидно, но служба — есть служба. Назвался груздем, полезай, как говорится, в кузов.
Звонков обычно немного, так десяток — полтора да и то все с пьяных глаз, а вот один меня достал.
— Дежурный! Слушаю! — говорю обычным тоном обычную фразу.
— Значит дежурите, — и после театральной паузы, — а мы веселимся.
Неадекватных личностей в наше время хватает, так что обращать внимание на таких людей, себе дороже, а этот, видать, перепил, вот и куражится перед такими, как он сам.
Но не тут-то было. Ровно через пятнадцать минут снова раздается звонок и тот же самый голос, перепутать не могу, ухо, как говорится, заточено запоминать, повторяет ту же самую фразу: «значит дежурите, а мы веселимся». Но в этот раз ехидненький смешок. После четвертого звонка я засек номер телефона, записал на бумажку и повесил перед глазами, чтобы о нем не забыть.
Я не придумал, каким способом наказать веселящегося шутника, но что-то там в голове прозвенело и засело.
Пять часов утра, сон незаметно приблизился и мажет клеем веки, но я с усердием их разрываю, ведь, елки-палки, я ж на службе и мне не положено падать со стула со слипшимися глазами.
Но здесь, как током прошибло, что это я? Могу же и я побезобразничать? Отчего нет?
Беру бумажку с давишним телефоном и, уже посмеиваясь, набираю.
— Алло, — отвечает сонный голос после пятого или шестого гудка, — алло, что надо?
— Вы спите, — говорю, — а мы дежурим, — и кладу трубку. Там, наверное, с удивлением смотрит шутник на телефон и не может понять, что это было.
Ровно через пятнадцать минут, секунда в секунду, снова нажимаю кнопки, набирая номер.
— Алло, — голос не сонный, но и не злой, а так пока безразличный, — кто?
— Вы спите, а мы дежурим, — не даю ни слова сказать в ответ, а кладу на рычаг телефонную трубку, а сам пью растворимый кофе, не самый лучший, но я заметил, что на службе, все кажется вкусным и не таким отвратительным, как дома. Там я никогда в жизни к сушкам не прикоснулся, а скормил бы все жене, а здесь лопаешь за милую душу.
На третий раз мой шутник даже не соизволил произнести «алло», а только сопение выдавало его повышенное раздражение. На мою фразу он отреагировал со стойким спокойствием, даже сказал «Спасибо».
Точка кипения скоро наступит. Я человек не злобный и не терплю таких выходок, поэтому следующий мой звонок через пятнадцать минут нарывается на короткие гудки.
«Не выдержала душа поэта, — констатирую очевидный факт, что шутника я все-таки достал, — урок запомнится надолго».
А минут через двадцать вваливается в отделение мужчина ростом под два метра, в расстегнутой куртке и красным от бега лицом и направляется прямо ко мне. У меня похолодело внутри. Не сказать, чтобы я робкого десятка, но разъяренный человек неадекватен в поведении, а так не хотелось портить этому человеку остаток новогодней ночи.
— Доброе утро, лейтенант, — он тяжело дышит, но взгляд какой-то потерянный, словно жена завела бензопилу и вскорости приступит к пилению за очередную провинность. Только теперь я замечаю у него в руках два полиэтиленовых пакета. Он замялся и продолжил, — был не прав.
И ставит пакеты передо мною.
— Это вам в виде компенсации, зла не держите.
И быстрым шагом удалился, оставив после себя мокрые следы.
Вот после этого и говори, шутники разные бывают, даже совестливые.