А мир вокруг кружился колесом, и водостоки вверх дышали паром. Такая, полуявь и полусон.
Семён то шёл, то полз домой из бара.
Казалось, что он в сказочном лесу: вокруг летали маленькие эльфы, волшебный порошок свербил в носу, и след тянулся алкогольным шлейфом.
Семён себе казался королём. А город был ему подвластным царством. И все таким прекрасным было в нем! И сам Семён был дьявольски прекрасным!
А мимо по бульварному кольцу неслись в каретах пьяные принцессы. Хлестали больно ветки по лицу. Росла нужда в естественном процессе. Семён терпел, упрямо шёл вперёд. Упрямо ведь — совсем не значит твёрдо. Тут было все, как раз, наоборот: он вечно падал, в лужи тычась мордой, как будто напрудивший лужу кот, который налакался валерьянки.
Короче, он упрямо шёл вперёд, идя домой с весёлой шумной пьянки.
И вдруг навстречу всадник с головой, в погонах и с резиновой дубинкой.
— Куда, мужик, ползёшь?
— Ползу домой!
— А где живёшь?
Семён ответил: в Химках. И понял, что естественный процесс достиг предела к этому моменту. А всадник проявил свой интерес к забытым Сёмой в баре документам.
Ощупав куртку и карманы брюк, Семён, конечно, не нашёл в них паспорт. Потом издал утробный гулкий звук и побежал вперёд, плевав на транспорт, несущийся, как бурная река, бушующим стремительным потоком.
Что по колено пьяным дуракам — то трезвому коню выходит боком.
Семён умчался прочь через шоссе. Конь врезался в коричневый Range Rover. В кофейне рядом пили свой глясе, вздымая нарисованные брови, три красные девицы под окном. И всё смешалось разом: люди, кони.
Всё было полуявью, полусном для в подворотню вползшего Семёна.
Наутро он проснулся. Дурно пах. Порвал штаны, заляпал где-то куртку. Нашёл купюру мятую в штанах, побрел уныло в сторону маршрутки. И думал: королева короля прибьет за эту долгую дорогу…
Короче, с двадцать третьим февраля. И, как Семён, не пейте слишком много.