Она по утрам проворно вставляет челюсть,
Какао остывший пьёт со вчерашней булкой,
Потом надевает шляпку /какая прелесть!/
И, плащик набросив, шаркает на прогулку…
Подруг уже нет и болонки Маркизы тоже,
И не с кем порой обмолвиться даже словом…
Ах, вот бы сейчас в театр /непременно, в ложу/,
А, может, на ипподром? /как скакал соловый!/
Прохладно…
Сентябрьский ветер асфальт утюжит,
А раньше в такое время по плану — Сочи,
На «Волге» с любовником, ставшим четвёртым мужем.
Хороший был. Рано умер — от рака почек.
Колено заныло. /Дура, забыла палку.
Теперь не зазорно: вслед ведь никто не смотрит/,
А раньше, проснувшись, сразу брала скакалку,
Особенно если вечером ела тортик…
Наряды какие были /могла позволить!/ -
Воланы, меха, накидки, шелка охапкой…
Теперь это всё обноски, добыча моли,
Приличные — только плащик, манто и шляпка…
Портреты мужей остались. Подруг. Болонки.
/Детей Бог не дал, увы. Но была Маркиза/.
Как быстро промчалась жизнь — мимолётной гонкой —
По кругу, как в вечном танце Анри Матисса…
Дойти б до кондитерской, булку купить с корицей:
Осталось немного — двести каких-то метров…
Присела на лавочку.
Сумрачно.
Сентябрится.
Прикрыла глаза.
И душа упорхнула с ветром…