И когда наконец оглянулся вокруг,
Было время примерно обеда.
Я увидел над облаком солнечный круг,
Три платана, на лавочке деда.
Вы представьте, это был точно мой дед,
Умерший в восемьсят третьем,
Знаю, слышится это, как бред,
Он меня не сразу заметил.
Он играл в домино с лейтенантом в бинтах,
С дырою на лбу кровавой,
Рядом были Христос, Иегова, Аллах,
А у деда три ордена Славы.
И цвела хризантема белёсой свечой,
И больной не стесняясь худОбы
На поляне напротив играли с мячом
Дети в рваных концлагерных робах.
И по мокрой траве не печатая след,
Лёгок, будто бы солнечный зайчик,
Подошёл и сказал я: — Ну, здравствуй, дед,
Это внук твой, тот самый мальчик.
Мы обнялись, спросил он, мол, как дела,
Я ответил, что всё нормально, мол,
Не сказал, что другою стала страна,
Ни про Путина, ни про Навального.
Не сказал про сегодняшних новых людей,
Не расставил тире и точек,
Что за деньги сейчас покупают блядей,
И детей с пересадкой почек.
Ничего не сказал про бабло и зло,
Хризантема горела свечкой,
Было тихо кругом, было очень тепло,
И текла торопливая речка.
Брызги прямо на камни, чисты, как слеза,
И сгущались вечерние тени,
Я сидел рядом с дедом, закрыв глаза,
То ли явь это, то ль сновиденье…
Хризантема тянулась, как вверх свеча,
Это было когда-то, где-то…
Я открыл глаза и увидел врача
И пронзительно много света.
Монитор, а на нём извивается нить,
Словно змейку рисует в тетрадке…
Врач сказал: — Повезло тебе, будешь жить.
Всё в нормально, пацан. Всё в порядке.