Мы смыслом юности влекомы
В простор надземной высоты —
С любой зарницею знакомы,
Со всеми звёздами на «ты».
Земля нам кажется химерой
И родиною — небеса.
Доходит к сердцу полной мерой
Их запредельная краса.
Но на сердце ложится время,
И каждый к тридцати годам
Не скажет ли: я это время
За безконечность не отдам.
Мы узнаём как бы впервые
Леса, и реки, и поля,
Сквозь переливы луговые
Нам улыбается земля.
Она влечёт неодолимо,
И с каждым годом всё сильней.
Как женщина неутолима
В жестокой нежности своей.
И в ней мы любим что попало,
Забыв надземную страну, —
На море грохотанье шквала,
Лесов дремучих тишину,
Равно и грозы и морозы,
Равно и розы и шипы,
Весь шум разгорячённой прозы,
Разноголосый гул толпы.
Мы любим лето, осень, зиму,
Ещё томительней — весну,
Затем, что с ней невыносимо
Земля влечёт к себе, ко сну.
Она отяжеляет належь
Опавших на сердце годов
И успокоится тогда лишь
От обольщающих трудов,
Когда в себя возьмёт всецело.
Пусть мёртвыми — ей всё равно.
Пускай не душу, только тело…
(Зачем душа, когда темно!)
И вот с единственною, с нею,
С землёй, и только с ней вдвоём
Срастаться будем всё теснее,
Пока травой не изойдём.
1942