Каждой бешеной панде в подарок —
бадья портвейна,
конопляное поле и личный земельный акт,
чтоб в её черепке пробудившийся Оппенгеймер
по-медвежьи изящно уран превращал в табак.
Я ведь тоже,
ты знаешь, умею курить красиво,
по щелчку зажигалки включая обратный счёт,
чтоб любая затяжка предвестницей Хиросимы
приближала к развязке,
бросая в холодный пот…

Я ведь тоже, ты знаешь…
а впрочем, постой… откуда (?)
ну, откуда тебе, псевдо-лирику это знать?
то, как я, например, безмятежно гремлю посудой,
а они, представляшь (!) сквозь стены за мной следят.
Кто они?
ну, конечно же люди в чёрном
или взвод рептилоидов в красных смешных трусах.
И повсюду порталы… кротовые дыры… норы…
и жучки в телефоне…
и чипы в моих глазах…

Я теперь недоверчива…
знайте, друзья, земляне,
что своих от чужих отличить не могу уже…
И отныне тестирую всех… без одежды… в бане…
и с особою меркой потом подхожу к душе.
Не берёзовым веником с пленных снимаю кожу,
а холодною вспышкой безжалостных, синих глаз…
И с годами, увы…
этот взгляд только строже… строже…
Не поможет ни фиговый лист вам, ни медный таз…

Ничего не сокрыть…
Если чуткий мощнейший сканер
проникает под рёбра сквозь гул и сирены вой…
Даже панды мои ошарашенно отползают
к эпицентру ногами и к кладбищу головой…
Между баней и кладбищем речка… на речке прорубь…
Отползайте и вы и ныряйте в неё, крестясь.
Я пока что в досье занесу вашу группу крови,
с отпечатками пальцев…
плюс профиль-тире-анфас…

И покуда вы плещетесь в зимние минус двадцать,
я на полке прилягу
и жару поддам ещё…
видно, время приходит побуквенно раздеваться
и с чужой обнажёнкой выравнивать честно счёт…
Вы ныряйте, друзья…
не спешите назад… не надо…
посидите в предбаннике, малость хлебнув пивка…
пусть мне спинку потрут и погладят чудны’е панды,
обсуждая всерьёз:
подпустить ли ко мне мужика?

я сама не решила…
кайфую… тянусь лениво…
«пусть заходит… ну, ладно…»
душа моя просит жертв…
и ещё через миг становлюсь эпицентром взрыва…
Оппенгеймер краснеет… и гасит смущённо свет…