СМЕРТЬ МАНДЕЛЬШТАМА
Кто-то вырыл когда-то глубокую яму
У Саперки — вернее, не яму, а ров:
Там теперь городская вполне панорама —
Взор ласкают аллея и клумбы цветов.

У речушки Саперки случилась не драма,
Что есть жанр иль страстей необузданных взрыв:
Там Великий Палач раздавил Мандельштама,
Как ненужный России созревший нарыв.

Палачу убивать было вовсе не внове,
Как и лить до убийства на жертвы елей.
Он любил вид и вкус человеческой крови,
Что лилась из страны самых мелких щелей.

А Поэт был тщедушен, но силою духа
Надувал, как Борей, кораблей паруса,
А Палач не имел ни малейшего слуха,
И ему пелена застилала глаза.

А Поэт жил в пространстве зачитанных книжек,
А Палач — в мире ядом напитанных жал,
А Поэт презирал лебезящих людишек,
А Палач только их, как себя, понимал.

И, поэтому, рвущей сознанье, весною —
В бирюзовой дали пели песнь соловьи,
Палачом был Поэт подготовлен к убою,
И распалась гирлянда Вселенской любви.

И ушёл Мандельштам в сентябре по этапу,
Поменяв на барак чинный лоск площадей,
И менялись конвои, вагоны и трапы,
Для него, как для прочих распятых людей.

P. S. Зеки ставили на кон, кто жизнь, а кто майку,
Кто — подаренный милой кисет, кто — кастет,
И, при этом, делили убогую пайку
Арестанта, которого сутки уж нет.

Где лежит Мандельштам, никому неизвестно:
Лес и звёзды не знают, луга и поля,
Но, из множества версий, одна лишь уместна —
Без сомнения, спит он в планете Земля.