Он ничуть поэтом не был
И совсем не видел смысла
Восторгаться, глядя в небо
На цветное коромысло.
И не вздрагивал — пустое! -
Если бабочка цветная
На лету и — в лобовое,
Мокрым пятнышком стекая…
Помнил Пушкина, однако,
«Выпьем с горя»… за ненастье.
Про Бориса Пастернака
Не слыхал. Да в том ли счастье!
Он сумел. На хвост удаче
Наступил однажды крепко.
Одевался от Версаче
(за полтыщи баксов кепка).
Жил, раз в год авто меняя,
Женщин — чаще, поквартально.
И романтика-«слюнтяя»
Презирал соседа тайно.
Вечер был… обыкновенный.
Он у дома на закате
Вдруг осел. Сосед презренный
Вызвал скорую. В палате
В липком призрачном тумане
Сквозь дрожащие ресницы —
На окне в простом стакане
Пять ромашек. — Вижу? Снится?
Да ведь я слюнтяем не был!
Жгло в груди. В виски стучало.
А в окне полоска неба
Лист рябиновый качала.
Он впервые видел чудо!
Он себя не знал такого!
Пронеслось: А завтра — буду?
А увижу это снова?
Озарило: Я ведь не жил!
Покорял не те вершины.
Сотню тел продажных нежил
Да любил (любил?!) машины.
…Жизнь текла по капле в вену.
Он бы отдал все на свете,
Только б завтра непременно
Видеть снова синий ветер,
Что качает лист рябины…
Все три дюжины рубашек
(Но… кому?), гараж, машины —
За букетик в пять ромашек.
Copyright: Клавдия Семеновна, 2017
Свидетельство о публикации 117 122 810 068