Снилось…
Нет. Я ж понимаю, что чужие сны — это как чужой герпес. Скучно и противно. Но чешется же…
Короче, снилось тут мне…
что прилетели с далекой-далекой планеты чужие. Внутри добрые, но снаружи страшные — аж жуть. Похожие на дементоров из гаррипоттерианы, но только покрупнее, покоренастее и с мопсячьими равнодушными лицами. Но добрые.
Про «добрые» нам по телевизору сказали. Выступил Медведев (Путин сидел рядом и подтверждал каждое сказанное слово убедительным кивком) и пояснил, что эти «демопсеры» — друзья человечества, прибыли, чтобы предупредить о неминучем послезавтрашнем Конце Света и спасти население Земли. Частично спасти, разумеется. Потому что демопсерский корабль — не резиновый, и все туда не поместятся. Будет жесткий кастинг. Кого-то возьмут, а кого-то безболезненно и быстро усыпят, чтоб не мучились. Зверушек тоже частично — туда, частично — сюда. Говорю же, корабль — не резиновый.
Ну, все люди, понятное дело, разволновались. Начали готовиться к кастингу. Очень, кстати, организованно. Никаких тебе беспорядков, никаких мародерств, никаких «праздников непослушания». Дисциплинированно всё так. Цивилизованно. Думаю, демопсеры распылили специальный дисциплинатор, чтоб население не дергалось почем зря. Ну, и слухи такие тоже ходили, что что-то в атмосфере такое есть — убаюкивающее.
Короче, сапиенсы все приоделись, побрились, помылись и вышли на улицу очень торжественные и красивые. И стали туда-сюда прогуливаться. Мужчины в смокингах и фраках (некоторые в костюмах, но мало кто), дамы все в платьях вечерних, с открытыми плечами и в перчатках. Детишки тоже такие чинные, нарядные. Не шумят, не шалят, только классику цитируют вслух. Это чтоб демопсерам понравиться. Так им родители сказали «не хулиганить, улыбаться, читать вслух Фета и Тютчева — тогда возьмут». Взрослые тоже по мере возможности декламировали разное. Один чувак вытащил даже на улицу рояль и играл что-то жизнеутверждающее.
Старушки со старичками тоже не отставали. Очень много вальсирующих пожилых пар я увидела, пока топала по Садовому.
Топала пешком, поскольку транспорт весь встал. Его демопсеры поломали, я думаю. Но это тоже никого особо не беспокоило, поскольку распыленный в атмосфере дисциплинатор весьма благотворно влиял на человеческую психику.
На человеческую, но не на мою. Короче, на меня нифига этот инопланетный йад не подействовал. Поэтому я так прилично волновалась. И пыталась даже этих сомнамбул расшевелить. То к одному обращалась, то к другому. «Доколе!» — кричала, и трясла их за крахмальные манишки. (Представляете, оказывается почти у всех в Москве имеются манишки. Даже у милиционеров. У них такая специальная форма. Стального цвета фрак, кушак -триколор и кружева белоснежные на груди. Спрашивается, откуда они знали что им такая форма пригодится? А? Хотя, похоже, все знали, кроме меня). «Что делать то? Что?» — я приставала к прохожим, а они меня очень вежливо от себя отцепляли и вполголоса добавляли «не соблаговолите ли пройти мимо». Ничего так, да? Меня это, конечно, до глубины души потрясло. И после пятого «не соблаговолите», услышанного от жирной тетки в фиолетовом кринолине, я таки решила оставить «торчков» в покое. А сама вся нервничала. Во-первых, потому что конец света. Во-вторых, потому что если голову задрать в небо, то там шныряют самолетучие демопсеры туда-сюда. В-третьих, потому что у меня нет вечернего платья. Ну, а что делать то? Надо тоже платье, туфли и гулять. Вдруг пройду кастинг и меня спасут. Альтернатива же печальна.
Еще, мне жалко было Землю. До слёз. Зверушек жалко было, цветочки, а также культурное наследие. И платья нет… И время идёт. Эх! И тут рраз — магазин гламурный, настежь открытый — бери не хочу. А я как раз хочу.
Нацепила скоренько на себя платье черное и кружевную какую-то штучку на плечи. И тоже пошла гулять и делать благородный вид, чтобы меня выбрали. Читала при этом вслух «Ленина и печника», потому что больше ничего не вспомнила. «В горках знал его любой, старики на сходку…». Дохожу до «дым столбом стоит над крышей» и дальше напрочь забыла. Черт! Хорошо хоть приоделась. Вовремя, кстати, приоделась.
Потому что тут с небес раздался металлический глас. Глас пояснил, что все должны занять места в автобусах и ждать решения пришельцев. Глядь — и вправду. На обочинах стоят большие пустые автобусы, такие какие используют для междугородних рейсов.
Люди начали по автобусам рассаживаться. Ни толкучки какой, ни споров, ни ругани. Никто никому не оторвал рукав, не плюнул на галстук, не наступил на подол. Я даже подумала (каюсь) что демонстеры сделали наконец-то из людей что-то приличное. И сама тоже медленно так (чтоб никто не понял, что я не под кайфом) в автобус поднялась, у окошечка присела. Жду. А что еще делать?
Тут ррраз! Автобус взмывает вертикально в воздух, высоко-высоко. Метров на пятьсот. Гляжу в окошечко, а рядом еще много летящих автобусов. И пассажиры в них сидят красивые и улыбчивые. Вниз посмотрела, а там тоже автобусы летают. Но не все. Кое-какие на земле стоят. И Глас поясняет, что гадкие поступки людей не позволяют автобусам летать. И что «хорошие» автобусы сейчас погрузятся в чрево инопланетного ковчега, а «плохие» останутся на земле и превратятся в газенвагены.
Эвона как! А наш автобус летит. Прям шныряет в поднебесье, что твой сокол. Внутри у меня ужас, но приятно, что я не стала якорем для нашего автобуса. Приятно. Выходит, спасусь.
И тут смотрю. Прям в лоб транспортному средству движется демопсер. Крупный такой. Страшный (но внутри добрый, конечно). Глаза желтые и круглые. И пустые. И БЭМС! Налипает демопсер на лобовое стекло автобуса и пронзительно так глядит на меня. И понимаю я, что он меня вычислил.
— Ну чего тебе? — ору, вскакиваю, добираюсь до автобусного носа (что непросто, потому что изрядно потряхивает) и кулаком тычу прям в морду этой инопланетчине. — Чего тебе не нравится? Я ж молчу, не дергаюсь… И человек, в целом, неплохой.
А он всё пялится. А люди вокруг его не замечают вовсе, друг другу улыбаются и еще песню запели. «Вместе весело шагать». Ууу. Зомби!
Нежить эта всё смотрит, потом силой взгляда расплавляет стекло и меня через эту плавленую воронку вытягивает наружу. Прям в небо. Не. Я не обоссалась. Хотела, но не обоссалась, потому что решила, что человек — это звучит гордо, и ни за что не покажу я этому мопсу в пальто свой страх и слабость. А демопсер меня схватил подмышки (чувствовался только жар) и медленно на землю вернул.
Ну что? Выходит, не спасусь. Обидно. Куда обиднее, что, видимо, безболезненного засыпания тоже не дождаться — раз на меня дисциплинатор не подействовал, то усыпатель тоже вряд ли. Выходит, погибать мне вместе с матушкой-землей в страшных муках. И еще я, блин, в этом платье, как дура. Тьфу! Меж тем, небо очистилось — весь этот праведный автобусный парк затянуло, видать, в ковчег. Демопсеры тоже исчезли. Осталась я, автобусы наполненные уже спящими (или уже мертвыми?) грешниками, и всё… Всё.
Ну я пошла поглядеть, может есть еще кто живой. В один автобус гляну — спят. В другой- спят. Покричала тоже «ээээй лююююди» — тихо. Все умерли.
Села на лавочку, пригорюнилась. Думала тоже, пойти что-ли в Азбуку Вкуса — вон она напротив, нажраться вкуснятинки напоследок. Но аппетита отчего-то не было.
И тут гляжу… Мама дорогая! Здрасте приехали! Из-за поворота выползает гигантская змея. Полоз. Башка у полоза размером с тумбочку для ксерокса, а тело бесконечное просто. И ползет этот поползнотовидный по Садовому прямо ко мне. Нет! Так мы не договаривались! Метеорит — да! Цунами-да! Ядерный взрыв — черт с ним! Но чтобы меня, как кроличка, заглотила змеюка — нет! Я вскочила, чтоб бежать, но потом обратно обреченно опустилась. Смысл? Догонит же по-любому. И даже некому нарисовать потом трогательную картику «Удав, который проглотил Лялю, в фас, профиль и в разрезе». Сижу, наблюдаю, как моя смерть ко мне стремится. А животное добралось до моей скамеечки и бэмц. Свою треугольную башку мне на коленки кладет. И глаза грустные-грустные. И телепатирует мне змееустно разное …
Короче, этот полоз — искусственно созданное демонстерами существо — информационный носитель. В нем всё-всё про Землю, про природу, погоду, зверушек, про науку, культуру, искусство, про каждого человечка от самого его рождения до самого конца. В нём каждая написанная буковка, каждая прожитая эмоция, каждая мысль и каждый, самый даже невнятный, образ.
А когда (уже завтра) вся поверхность Земли превратится в застывшую лаву (таки ядерный взрыв — уффф, полегчало) полоз этот уйдет в земную твердь на недостижимую глубину и будет там — внутри мертвой планеты — ждать. Ждать, пока через миллиарды лет тут снова что-то зародится. И тогда он выйдет наружу, чтобы передать новым землежителям Знание.
Ой! Бедняжка! Один! Совсем один! Ни небушка, ни солнышка тебе. Миллиарды лет. А потом еще неизвестно, что сделают эти новые землезаселенцы, увидев незнакомую тварюгу. Запросто палками-копалками забьют. А если они, вообще, будут какие-нибудь извращенцы с ластами и жвалами, с непонятной логикой? Всё! И пойдут миллиарды лет змееодиночества прахом. Страшно полозу, печально, одиноко. И все это он мне телепатирует, шевеля антеннами (у него усы-антенны такие длинные, спиралевидные). Я прям вся прониклась. Что мой страх в сравнении с его страхом? Что моя печаль рядом с его печалью? Сижу, слёзы роняю на его шерстистую (он покрыт не чешуей, но плотной серенькой шерстью) голову. Глажу ладошкой между глаз. Приговариваю «ты не расстраивайся, у тебя зато величайшая миссия».
А он мне «понимаю…но невыносима моя ноша».
А тут я его спрашиваю, чтоб отвлечь от тяжких дум: «слушай, а как там „ленин и печник“ заканчивается?»
А он мне «да у Ленина, за чаем, засиделся…»
Вот ведь. Всё знает!
Сидим, ждем конца света. Я и полоз. Смеркается. И тут я вдруг волноваться начинаю.
— Полоз, — говорю, — а я у тебя в архивах есть?
— Нет, — телепатирует. — Поскольку ты невосприимчива к инопланетным воздействиям, тебя в меня не записали.
— Как? — возмутилась прям. — Как! То есть про всех-всех потомки узнают, даже про тараканов, а меня, выходит, не было вовсе?
— Ну типа того, — глаза печальныыые.
— Ну нихрена себе! Нет! Ну, нихрена себе. Это, вообще, просто ни в какие ворота не лезет! Слушай тогда быстро! И запоминай.
И начала я ему про себя рассказывать. Про детство, про отрочество, про юность и зрелость. И про те самые пять копеек на булочку, и про убиенного утенка, и про спасенного котенка, и про собаку Бурана, и про цены на нефть.
— Не запомню я так! — мне же надо прям в процессор вкладывать, а не в уши.
Ну, я чую что ему неудобно передо мной, а сделать ничего не может.
— И что? Что тогда? — прям уже ору возмущенно. Я еще рассказики писала, стишки разные. Они хоть есть?
— Нету, — покаянно совсем усы-антенны свесил.
— Пиздец, — говорю. До этого сдерживалась, всё-таки конец света, а тут всё. Довели!
— Ладно, — он мне шепчет телепатически. — Есть выход, только я не должен был сообщать… Но вижу несправедливость, поэтому открою тебе тайну.
— Давай уже. Все равно нет тут никого. Одни бактерии.
— Бактерий тоже нет, — сообщает мне полоз мимоходом. — Но знание о них во мне.
Блин. Я, выходит, даже хуже бактерий.
— Выкладывай.
— Я могу тебя проглотить…
Тааак. А выглядел вполне прилично.
— Че-то не хочется. Я лучше по-простому, от ядерного взрыва.
— Ты не поняла. Ты не погибнешь. Я тебя проглочу и ассимилирую со своей биосистемой. И ты будешь словно часть меня, словно мой орган.
— Орган? Какой такой орган? Ты что-то гонишь…
— Внутренний… И будешь ждать вместе со мной.
— Что? Миллиарды лет? И чтоб потом нас вместе хуерылые дикари закидали титановыми штырьками?
— Да… Всё лучше чем сгинуть и не оставить после себя ни-че-го, — в телепатическом змеином баритоне слышалась безысходность, плюс еще и что-то такое хитренькое.
— Да тебе просто влом одному тут торчать всё это время! Вот ты меня и подговариваешь. Давай уж честно. — Я обиделась даже, потому что до этого мы так хорошо общались. Как друзья. А тут он решил поманипулировать. Змеюка одним словом.
— Ну не без этого. Но, с другой стороны, чего ты теряешь? Стареть ты не будешь — я тебя биологически стану поддерживать. Питанием обеспечу.
Я зажмурилась, представив ЧЕМ я там буду питаться внутри полоза.
-… а еще я дам тебе неограниченный доступ к себе.
— В смысле? — спросила я, но уже поняла что он не о сексе. Он предлагал мне свое содержимое. Знание. Всю информацию, которую Земля накопила за эти не помню сколько (но всегда можно поглядеть в Полозе) лет.
— Тебя не Гуглем случайно зовут? — съязвила я.
— Меня никак не зовут. — снова загрустил Полоз. — Поименовать меня никто не подумал.
— Ладно. Буду звать тебя Каа. Лень выпендриваться. Да и некогда.
— Так ты согласна? — От радости он так мотнул хвостом, что где-то в районе Павелецкого вокзала громыхнуло парочкой взорвавшихся авто.
— Согласна! Только поклянись, что если мне внутри тебя надоест, ты меня безболезненно удавишь.
— Клянусь.
Он врал, конечно. Но я сделала вид, что поверила. И немедленно приняла позу «мальчика ванечки на лопатке», ну ту самую позу, которой безуспешно всех обучает Баба-Яга. И он разверз свою пасть. И навис надо мной величественный и страшный, как кит над Ионой. И меня поглотила тьма… На миллиарды лет.
А над Москвой меж тем вставал уже ядерный рассвет.