Врач:
Я получил сегодня в нос, на вызове, мотая шину.
Забавный всплыл такой вопрос — зачем пришел я в медицину?
Был вызов «Улица, лежит. Мужчина, взрослый, без сознанья».
«Шестнадцать, приняли» — летит бригада, огибая здания.
Два пьяных тела, мордобой. Один со сломанной рукою.
Пока лечили — крик и вой. В лицо удар. И кровь — струею.
Скандал и вопли. Был наряд. Кого-то, кажется, скрутили.
Но «Это доктор виноват!» и «Слыш, братан, врача убили!».
Вокруг толпа — как стая пчел. Кто веселился, кто заохал.
Но ни один не подошел — обнять, спросить: «Ну как ты, доктор?».
Я ухожу — побитый пес — кровь вытирая и хромая.
Болит не в хлам разбитый нос. Болит душа. Она, родная.

Фельдшер:
Сейчас, выходит, не в чести, все, кто халат накинул белый?
Крест красный тяжело нести… Так, чтоб достойно, честно, смело.
Упреки бьют со всех сторон. Но мы за жизнь других в ответе!
Ты помнишь вызов на перрон? И два шага до верной смерти…
Искали вены на руках. Инфаркт. Мужчине чуть за тридцать.
А рядом сын (скрывает страх). Сирены вопль, путь до больницы.
Мелькнут над скорой маяки. Разладят ночь ударом тока…
И я слегка коснусь руки: нас где-то ждут, ты знаешь, доктор…
Среди подъездной тишины, считая серые пролеты,
Я знаю точно: мы нужны! За то — люблю свою работу.

Врач:
Конечно, помню. Был инфаркт. Был вой сирен, была больница.
А после, помнишь, тротуар? Оскаленные, злые лица?
Где были мы? Угу, повтор. Дочь прокурора, «умирает» —
Ну, в смысле, друг включил игнор. Истерика. Ну, да, бывает.
И — ДТП, и детский труп, где наша опоздала помощь.
Ту синеву застывших губ? Слова, угрозы эти — помнишь?
Ведь не успеть, считай — убить. Мы не успели. И — убили.
Кому мы сможем объяснить, что мы старались, мы спешили?
Дочь прокурора сладко спит, феназепам ей смежил веки.
Ей хорошо. А мать хрипит: «Горите вы в аду! Навеки!!».
И мы горим. В своем аду. На части душу рвем руками.
Мы не смогли прогнать беду. Свой ад мы разжигаем сами.
Так нахера, прости за слог, терзать себя? Все это тщетно.
Я бы ушел. Даже любя, даже молясь на ту работу.
Ушел бы! К черту! Настежь дверь! А прав-неправ — рассудит Вечность!
Ушел бы… честно… вот поверь… ты веришь мне? Ты веришь, фельдшер?

Фельдшер:
Конечно, помню. Даже в сны порой приходят кадры эти…
Пусть я на скорой две весны, но очень трудно не заметить,
Как у тебя горят глаза, когда ты спас опять кого-то.
Сейчас нельзя по тормозам! Все бросить и забыть работу…
Я помню, как порой ворчал; учил, как ставить «кубиталки»…
Ну, а призвание врача?! Перегорело?! И не жалко?!
Не усмехайся! Громких фраз не подбираю, между прочим!
Я просто вижу: всякий раз душой болеешь. Даже очень!
А помнишь, роды принимал? Палатой стала вдруг машина…
Потом, через три дня узнал, чьим именем назвали сына…
В стакане плещется коньяк… Так боль уходит после смены.
Да, в службе многое не так. Но где ты ей найдешь замену?
Что, заявление на стол? Уйдешь и громко хлопнешь дверью?
Прости за личный разговор… Но я тебе совсем не верю!

Врач:
Не верь. Попробуй ты понять, то, что до глотки мне обрыдло —
Я в медицину шел спасать! Спа-сать! А не баюкать быдло.
Я не чиновник, и не мент, не депутат, не член Синода,
Я знать не знал, что в тот момент я окажусь врагом народа.
Смешно! Народа… Ваш-шу мать! Насколько сей народ беспечен…
Они ж готовы расстрелять всех тех, кто их покорно лечит —
С доходом ниже, чем у шлюх, без прав, без льгот, без уваженья,
Глотая злость, смиряя дух, надеясь, веря в искупленье…
Здесь слово «врач» — синоним «враг»! Наверняка! Без компромисса!
Скажи мне, фельдшер, просто — как? Как их спасти? И есть ли смысл?

Фельдшер:
Теряя смысл своей работы, весьма озлобившись на свет,
Не ставя в грош, что спас кого-то… Решать тебе: уйти иль нет!
Дождь по карнизу бьет опять. Сквозь шум доносит нам селектор:
«Шестнадцатая! Хватит спать! На Луговой (где частный сектор)
Передаю вам ДТП. (И что-то про машину всмятку)».
(Рисует мозг сюжет уж, и руки тянутся к уладке).
Что, доктор, вы на увольненье? Вы не чиновник и не мент…
Даны минуты на спасенье. Весьма ответственный момент…

Врач:
«Шестнадцать, приняли!». Погнали! Пихай в карман адреналин!
Растворов хватит?

Фельдшер:
Да, нормально.

Врач:
— А кислород?

Фельдшер:
— Баллон один.

Врач:
Врубаем звук, меж ног укладка, носилки брошены на пол.
Я… да, прости, уже в порядке. Прости, мой фельдшер, я осел.
Ты что-то мне сказать хотела? Не надо. Нет цены словам.
Легко уйти и бросить дело. Уйти, послав их всех к чертям —
Скандальных дочек прокуроров, безумных бабок и мамаш,
Всех депутатов, борзых воров… весь мир, где конченый алкаш
Ценней, чем ты, и даже вправе избить тебя, презрев закон.
Он царь и бог — в своей канаве. Но так уж вышло, я — не он.

Фельдшер:
Да, ты не он. И сила в этом! Понять давно уже смогли:
Одни с усмешкой ждут нас где-то; другие — чтобы помогли…
Рассудит Бог. А мы не можем… Хоть жизни держим на руках.
Порой смотреть на это сложно, и мир как будто терпит крах…
Ты сам учил меня когда-то всех под гребёнку не ровнять!
Не мы с тобою виноваты, что могут нас не все понять…
Летим вперед, орет сирена. Как, кстати, нос? Забыл уже?
Так жизнь идет — за сменой смена, рисуя непростой сюжет.
Пусть кто-то труд наш не оценит… Нас ждут! Прекрасно знаешь сам …
И ангел чью-то жизнь изменит. Хвала 03 и небесам…