Этот путь опять приведет на юг, где искусство войны и огонь в руках. На войне я не о себе пою — обо всех, оставленных в дураках. Обо всех, кто верил и умирал, не умея отважиться и уйти. У меня был отчаянный генерал: без приказа душу изрешетил. Мы братались с ним яростно на крови, подбирали калибры, стволы, слова. Он умел прицельно стрелять в своих, а мишень заметна, пока жива. Я держалась долго — тигриный нрав, только боль по сердцу прошла, как плеть.

Но искусство — награда того, кто прав.

И за это стоило умереть.

Никогда не води меня в чертов дом моей памяти, странствующей изгоем. В общем прошлом, измученном и седом, дышит сад между Небугом и Агоем, дышит лестница, в судороге перил обессиленно бьющая свод чердачный. Кто позволил тебе у меня внутри все опять до боли переиначить? Никогда не трогай костра, камней, ни июньской воды, ни вина, ни женщин. Это все оставлено было мне — пыль времен и глубоководный жемчуг, было спрятано в книгах и сундуках, под заветным словом, холщовой тканью. Что ты знаешь о том, как звенят века, если вдруг касаешься их руками? Колокольчик, черненое серебро, лунный лик в покое оконной рамы и осколок, ложащийся под ребро — твоим именем, неисцелимым шрамом. Говоришь, но веришь словам с трудом. Не умею любить? Начинай сначала.

Никогда не води меня в чертов дом, где однажды вовремя промолчала.

Август

Август приходит, он ждет от тебя романов — сполна, на разрыв аорты, до нервной дрожи. Он в белой рубашке и пахнет таким Ungaro, который тебе не нравиться ну не может.
Август, конечно, будет твоим приморским, твоим мохито, твоей бесконечной party, он будет кроить купальники на полоски, горячим асфальтом твои босоножки гладить.
Август, конечно, будет. Конечно, будет. Он каждый год случается в это время. Он утром опять тебя поцелуем будит, люби его, но не пытайся ему поверить.
Август — кристаллик льда в ледяном торосе, он научился теплеть, притворяться нежным. Только за ним неизбежно приходит осень.
Это проверенно, девочка.

Неизбежно.