Взгляд

Лимонно-желтое солнце, по-весеннему теплое и слегка ласковое, повисло на верхушке высокого и старого голого тополя. Голубое небо было еще холодным и пронзительно ярким.
Устав от тяжелой холодной зимы и ища уединения и успокоения, я пришел на набережную и присел на свободную скамейку, подставив солнцу лицо и отключившись от всего. Тихая радость тихонько вошла в меня.
Невольно и не задумываясь, разглядывал серые большие плиты набережной, разноцветных вертящихся голубей вперемешку с юркими серыми воробьями, проходящих не спеша и равнодушных ко мне — как и я к ним — людей, небольшой теплоход с открытой верандой, напротив которого сидел.
Сколько прошло времени — не помнил. Мне даже показалось, что я задремал, не закрывая глаз. Было состояние полусна-полуреальности.
Через какое-то время тихо и как-то незаметно подъехала и остановилась недалеко большая серебристая машина, похожая на японца.
«Явно крутые, — с недовольством и мелкой разъедающей завистью, подумал я. — Им все позволено»
Никто из машины не выходил, но было заметно, что внутри происходит какое-то шевеление.
Сидеть на весеннем солнышке было хорошо и умиротворенно.
Откуда-то из глубины набережной незаметно и медленно появились две существа. Первый — маленький мальчик, лет трех-четырех — в ярко-красном комбинезоне подпрыгивал и, не стесняясь, то ли говорил, то ли напевал о том, что видит.
- Дерево — дерево, травка — травка, дядя — дядя, тайота — тайота.
«Надо же! — поразился я. — Еще не знает букв, а уже знает марки машин»
Папа, являющийся вторым существом и шедший следом за мальчиком, явно был доволен познаниями сына. Папа больше был похож на дедушку, чем на папу. Это уже был мужчина в возрасте, в черных массивных очках, в спортивной темной куртке. Он с обожанием смотрел на малыша, и было видно, что это поздний и любимый ребенок.
- Папа, а это «Тайота»? — спросил мальчик.
- Конечно, — коротко ответил отец, уже отвлекаясь от сына и с вниманием рассматривая то, что происходило в машине.
Двери машины открылись, и из нее вышли мужчины. Они подошли к задней дверце и что-то тихо между собой обсуждали.
Затем было извлечена инвалидная коляска с блестящими большими колесами и установлена рядом с машиной.
Было заметно, как из машины с трудом и бережно вынимали тело человека. Это был мужчина с серо-земляным лицом и абсолютно беспомощный. Все его тело обвисло и было безвольным. Голый череп матово засветился на солнце.
Казалось, все замерло и наблюдает за этим человеком. Даже, может быть, уже и не человеком, а существом. Слабым и немощным.
Почему-то мне стало стыдно. Хотелось встать и уйти. Но что-то сдерживало. Какое-то тайное любопытство заставляло преодолеть чувство стыда. Хотелось в тайне почувствовать свое физическое превосходство. За которое потом стало неловко.
Я сидел, напряженно застыв и невольно наблюдая за происходящим.
Тело аккуратно усадили в кресло и натянули на голову вязаную серенькую шапочку с рисунком.
Несколько секунд мужчина сидел в коляске, привыкая к ней и разглядывая окруживший его мир.
Он посмотрел на меня. В его взгляде не было жадного любопытства. Не было и жалости. Мне тогда показалось, что был усталый интерес. И еще что-то в нем было такое, что заставило запомнить взгляд. Что было в нем, я тогда не мог понять.
Почему-то так и хочется сказать: «Между нами пробежала искра. Мы поняли друг друга». Но нет, этого не было. Я был одним из предметов, на которые он посмотрел. Так же он смотрел и на дерево, и на солнце, и на остальные предметы.
Четыре человека взяли коляску за углы и стали спускаться по каменным ступенькам вниз, к теплоходу. Они несли бережно и аккуратно. Небольшая заминка произошла, когда они ступили на деревянный ребристый шатающийся трап.
Вскоре вся эта группа исчезла в недрах корабля. Только сейчас я обратил внимание, что на веранде стояли накрытые столы и ходил официант.
Ничего больше не происходило. Все стало по-прежнему. Солнце светило, птицы что-то клевали на серых плитах. Папа с мальчиком ушли обратно.
Невольное происшествие, свидетелем которого я оказался, произвело сильное впечатление и заставило в который раз подумать о смысле существования.
«Кто знает, что с каждым из нас будет завтра?.. Кто знает, как каждый из нас будет уходить в вечность?.. В чем смысл жизни?..»
Эти вечные вопросы вдруг превратили в мелкое, далекое, ничтожное все вокруг: меня с моими проблемами, скамейку, на которой я сидел, набережную с людьми. И даже весенний теплый день с голым тополем и сверкающей от солнца рекой.
«Все это пройдет… И ничего не будет… Никогда и ни с кем…»
Еще посидев немного, я обратил внимание на распускающиеся слабые мелкие листья дерева. Зелененький листочек рождался из черной липкой почки.
«Скоро и он пожелтеет и опадет», — грустно подумал я.
Пора было уходить. С грустью и размышлениями я медленно ушел с набережной.
Лишь спустя некоторое время я понял, что было во взгляде. В нем было достоинство. Достоинство слабого беззащитного существа перед сильной и бессмертной Вечностью. Достоинство Человека перед всем миром. Достоинство Жизни перед смертью.