Бог помог

Как-то в 1992-м году на Тюменском желез нодорожном вокзале мне пришлось ожидать ночного поезда. Времени было, хоть отбавляй.

И я совершенно случайно разговорился с молодым человеком. На вид ему было лет двадцать с небольшим. Не помню уже точно что, но я рассказал ему о вере, о Боге. И, хотя на его лице вначале отражалось плохо скрываемое недоверие, все же я продолжал рассказывать то, что могло бы его заинтересовать. Через некоторое время недоверие между нами исчезло, и он вдруг, неожиданно, рассказал мне свою дорожную историю. Рассказал, как умел, просто и искренне. Я намеренно не стал литературно обрабатывать этот рассказ и постарался передать его почти слово в слово. Пусть читателю его история говорит сама за себя. Это повествование мне буквально «врезалось» в память, как своей обыденностью, так и необычностью. И только лишь спустя много лет, уже сейчас, я начинаю хорошо осознавать, почему я не могу забыть этой встречи. Эта история еще и еще раз дает понять: любит Бог Россию. И несмотря на то, что мы ежедневно грешим, все-таки не оставляет нас совсем…
Через два часа я уже садился в свой поезд, а мой собеседник остался ждать своего, уходящего на север Тюменской области. Вот и сейчас, я словно вижу лицо этого простого деревенского парня, русское, конопатое, чуть-чуть округлое. Я не склонен идеализировать его, просто он был действительно очень прост, такой же, как и его рассказ.
— Я не знаю, есть Бог или нет, но со мной, два года назад, зимой, произошел случай. Я тогда только с армии пришел. А тут у друга свадьба в соседнем селе, ну он и пригласил меня к себе дружкой. Ну, вечером поздно уже гуляли. А тут водка кончается: гостей много было. Время позднее, уже магазины все закрыты, а завтра воскресенье, тоже взять негде. Тут друг подошел ко мне и говорит, чтобы я «слетал» домой, привез пару ящиков еще, а после, мол, сочтемся.
У меня, правда, было.
— Слышь? Я зачем тебе все это рассказываю? — прервал он свой рассказ, обращаясь ко мне, чтобы ты понял. А иначе ты ничего не поймешь…
Действительно, я не понимал, какое это все может иметь отношение к Богу. И, очевидно, чувствуя мое недоумение, рассказчик, продолжая, слегка заторопился:
— Ну, я — другу: «какой разговор!» Выскочил на улицу. Тут у меня «Урал» стоит, я его завел, чтоб разогрелся, и в дом. А на улице мороз, градусов под 30. Я еще на градусник глянул — минус 28. А выскочил, как был на свадьбе: костюм «тройка», рубашка да ботинки. Но у меня «Урал» северного исполнения: включишь две печки, и в любой мороз хоть в одной рубашке катайся. Ну, посидели немного, я в кабину и к себе в деревню, домой.
— Слышь? Я зачем тебе все это рассказываю? Да ты поймешь потом… Тут ехать-то всего ничего, восемнадцать километров туда, восемнадцать обратно, по хорошей дороге можно минут за сорок управиться. Отъехал километров пять-шесть. И тут веришь, нет? Такая метель со снегом началась — сразу ничего впереди не видно стало, хоть глаза выколи, чуть-чуть видать перед носом. (На севере Тюменской области зимой это в общем-то довольно обычное, рядовое явление — прим. авт.) Я потихоньку. Да только обочины все быстро замело, я и не заметил, как в кювет сошел. Да здорово влетел. Место крутое попалось. Часа полтора там туда-сюда ёрзал, да толку мало, только ямы понарыл. Всё думаю, ночевать придется. Завтра хоть и воскресенье, нерабочий день, но может с утра кто-нибудь да появится. Тут идти-то всего ничего, километров восемь туда, километров десять назад. Как раз почти посередине застрял. Да куда в такую метель? Сразу заплутаешь. И тут, как назло, мотор заглох, сам не знаю почему, никогда такого не было. «Урал"-то новый еще совсем. Только получил. Я под капот. Да куда там? На улице минус 28 с ветром, да снег. Покопался немного, ничего не нашел. Я в кабину. Начал стартером пытаться заводить, гонял с перерывами, наверно с полчаса, пока аккумуляторы совсем не сели. Потом слышу, реле щелкает, а движок стоит. Вот тут, веришь, нет? Меня как током шибануло. Понял я, что мне конец. «Урал» у меня хоть и северного исполнения, а при таком ветре минут через пятнадцать-двадцать и у меня в кабине будет минус 28. А на мне рубашка нейлоновая, белая, костюм тройка, легонький такой, да ботинки лакированные. Долго я продержусь? Я за спинку. Ни паяльной лампы, ни тулупа, ни валенок, даже шапки нет — все у друга оставил. Я за ключ — аккумулятор молчит. И понял я, что мне — хана! Замерзать уже начал. Упал на руль… Долго так сидел… Всю свою жизнь вспомнил, и такой она мне короткой тогда показалась, как один день… Ну думаю всё! Двадцать лет только и прожил. Страшно стало до немогу. Заплакал даже…
Тут мой собеседник замолчал. Затянулся сигаретой (мы стояли на улице). Смотрел вниз. Чувствовалось, что он переживает сейчас заново то, что с ним тогда произошло. Молчал и я. Что тут скажешь?
— И тут не знаю, что со мной произошло. Ведь никогда я раньше Богу не молился, и не учил никто. И не вспоминал даже о Нем. А тут как нашло что-то. Говорю сам себе: «Господи! Господи, если Ты есть, помоги мне…». Рука тянется к ключу зажигания. Медленно так. Как в замедленном кино. А сам думаю: «Что это я? Ведь нет же никакого Бога. Нас же в школе учили. Да и все так говорят… Аккумуляторы уже сели давно, двигатель замерз. Бестолку все это». Надежды не было. Знал, что не заведется. Веришь, — нет? Ключ повернуть не мог. Руки уже застыли. Повернул все-таки с трудом, и сам себе не поверил: завелась с полоборота. Я сначала подумал: «Всё, сплю уже». Бывает такое от мороза. Покажется что-нибудь, думаешь, что согреваешься, а на самом деле — засыпаешь и смерть. Нет, слышу, двигатель работает. Отошел немного. Ну, думаю, раз завелась, может и выйдет? Включаю первую. «Урал» спокойно на дорогу вышел, как по асфальту. Я из машины вышел, поглядел назад и глазам своим не поверил, по всем статьям я оттуда выйти не мог, а тут только ямы внизу остались. Я в кабину. Потихоньку вперед. Сугробы намело, аж дороги не видать. Сам не понял, как проехал. Еду и поверить не могу, что еду. Ведь не знал же куда ехать?! Только, когда первые дома перед носом показались, поверил, что живой, что доехал. Дома! До сих пор понять не могу, как я ехал?
Тут я уже не вытерпел:
— Дурак, — говорю, — ты, да тебя Бог от верной смерти спас, а ты до сих пор в это поверить не можешь. И машину тебе Бог завел, и из ямы вытащил, и до поселка довел, а ты до сих пор неверующий!
Парень задумался. Долго стоял, а потом вдруг неожиданно сказал:
— Ты знаешь, а может мне в церковь сходить? Тут, говорят, есть в Тюмени, и работает. Только я не знаю к кому там обращаться, и что говорить. Ты не знаешь где? Очень охота сходить!
Я ответил:
— Да я не местный, города не знаю, ты сам найди, да объясни так и так мол, первый раз я к вам пришел, ничего не знаю совсем. Там может тебе, и подскажут, как дальше жить…
Парень стоял задумавшись. Я спросил его:
— А дальше-то, что было?
— Когда?
— Ну, когда домой приехал, что делал?
— Да чё, выспался, а на следующий день эти восемнадцать километров с тракторами, да на двух «Уралах» пять часов пробивали.
На этом мы с ним и расстались. Где он, как он? Не знаю. Адреса я не взял. А встречу эту вспоминал часто. И все удивлялся — надо же, как эту безбожную заразу в нас долго вбивали. Явится нам Сам Господь на помощь, а мы говорим — «галлюцинация».
Самому к вере пришлось идти очень нелегко. Когда стал ходить в Церковь, все ближние и друзья против меня восстали: «Ты что, с ума сошел?» А я про себя потом уже думать стал, когда глаза к вере немного открылись: «Господи, да кто же из нас теперь с ума-то не сошел? Бога бояться совсем перестали, неужели не видим, куда катимся?» Но это уже совсем другая дорожная история. Посложнее. И мне думается попечальнее…