Раньше говорили: «Жизнь так стремительно проносится мимо, что успеть бы заскочить в последний вагон». Сегодня я бы добавила: «Или лечь под первый, чтобы остановить машиниста…».

Ехала в метро. Рядом со мной сидела милая пожилая женщина с дамской сумочкой, из которой таращилась на пассажиров растрепанная кошачья голова.
— Какая забавная кошка! — сказала я и попросила у хозяйки разрешения кошку погладить.
— Да, гладьте на здоровье, — согласилась хозяйка. — Она все равно ничего не понимает сейчас.
— Простите? — переспросила я и повременила опускать на кошку руку.
— Цилечка почти не в себе, — пояснила хозяйка и погладила кошку сама. — Мы же к жениху едем. Волнуется.
— Ааааа…- понимающе протянула я и все-таки погладила Цилину голову. — Ответственное дело. Я бы тоже волновалась на ее месте. Все-таки…
— Да не первый раз, — опередила меня женщина. — Мы с ней дважды в год ездим. Просто этот уж очень хорош! Британец! Лишь бы не закапризничала…
— Дважды в год! — мгновенно отложилось в моей голове. — Дважды в год быть невестой! Сказочная жизнь!
— Еду мы с собой не берем, — тем временем продолжала хозяйка. — Только кошачий унитаз. Чтобы со страху прямо в прихожей не описалась…
За «дважды в год» я бы тоже писалась прямо в прихожей, — подумала я. — …от счастья.

Каматозила в маршрутке… слушала разговоры о девичьем счастье… Барышня лет 17, с синим цветом волос и жестким пирсингом, крыла отборным матом своего визави.
— Ты же мог их всех сделать! — кричала малолетка…
Я же, взрослая дура, в это момент думала о себе любимой. Если проанализировать мою женскую биографию, то мне тоже есть о чем покричать матом на весь салон… например, о том, что я, как Кисако из «Похитителей завтрашнего дня» Сакё Комацу, кидаюсь на любое душевное косоглазие, если оно обусловлено инопланетной, творческой природой его носителя…

Днем на автобусной остановке мило болтали две нарядные женщины бальзаковского возраста.
— И куда ты такую сумку везешь, Наташа? — спросила одна другую, показав указательным пальцем на устрашающего вида баул.
— Да, к сыну в пионерлагерь еду, — ответила та, что назвалась Наташей, с трудом сдвигая баул с места.
Вдалеке показался автобус.
— Ой, мамочки, чуть не забыла, — вскрикнула вдруг Наташа, метнулась в ближайший ларек и через пару минут выпорхнула, сжимая в руке 4 пачки сигарет. — Слава Богу, вовремя вспомнила! А то узнал бы, что везу одно печенье, убил бы…

Жизнь коротка — искусство вечно © Ехала в метро.
Передо мной, качаясь, вис на поручнях пьяный в драбадан мужик, лет 50, с авоськой, из которой высовывался внушительных размеров кусок почерневшей от времени доски. Когда мужик в очередной раз качнулся так, что доска нежно опустилась мне на колени, я взорвалась.
— Мужчина, заберите с моей юбки ваши дрова! — зашипела я на весь вагон и нервно завертелась.
— Эээ, красавица, — возразил мужик, аккуратно поднимая дочку и запихивая ее обратно в сумку. — Разве ж это дрова? Это — образец антиклерикальной живописи. Кстати, в единственном экземпляре.
Он любовно обнял доску, как женщину, и едва не упал в проходе.
Вагон притих.
Мужик открыл глаза, снова вытащил «образец» из сумки и развернул его ко мне парадной стороной.
Я присвистнула!
С древнейшего куска древесины на меня смотрело желто-зеленое изображение старца, вокруг лба которого вертелось нечто, похожее одновременно на хула-хуп и кольца Сатурна.
— Что это? — прошептала я, прислоняясь к доске носом. — Это вы намале… пардон, нарисовали?
— Нее, — удовлетворенно цыкнул мужик, довольный произведенным эффектом. — Это мой старинный друг рисовал. Никола-чудотворец. Безбожник он был и шут. Сгорел вот. А эту картину я себе на память забрал. В наследство.
Вагон уважительно молчал, было слышно только пыхтение обходящих пассажиров с сумой нищенок.
Мужик же еще раз посмотрел на наследное «полотно», громко икнул и вышел на Чкаловской…

Сидела на остановке. Ждала автобус. Рядом — две бабки с сумками и женщина, лет 50, с мальчиком, лет 5. А ребенок, скажу я вам, очень неспокойный! Ну, просто очень! Отогнал криком лежавшую поблизости собаку. Проскакал как чертик по скамейке. Выдрал с корнем пучок травы с газона. Женщина улыбалась, глядя на все это, улыбкой Мадонны и молчала.
— А давай-ка повторим скороговорки, Дениска? — неожиданно обратилась она к нарезающему вокруг остановки круги мальчику.
— Давай, мама, — весело откликнулся Дениска и, не сбавляя скорости, начал выкрикивать «Подорожник подороже оборву я по дороге!»
Бабки сморщились. Я отошла в сторону.
— Не надо придумывать! — заулыбалась женщина, пытаясь поймать сына. — Тетя врач тебя не так учила, я сейчас достану бумажку.
Она порылась в сумке, извлекла из нее лист сложенный вчетверо лист бумаги, развернула и начала с выражением читать по слогам «По-до-рож-ник по-до-ро-же…». Ребенок, не сбавляя скорости, начал бегать в другом направлении.
— Вам куда ехать-то надо? — не выдержала одна из бабок, прижимая сумку к коленям.
— Да, нам всего две остановки, — прервала чтение женщина и удачным рывком поймала сына. — Просто скоро обед, вот, жду, когда нагуляется. А то ест плохо.
— Беспокойный он у вас, — покачала головой бабка, вжимаясь в скамейку, вокруг которой мальчик уже махал хворостиной.
Женщина промолчала. Притянула сына к себе и ласково спросила вполголоса:
— Может, ты уже устал бегать и хочешь чего-нибудь мне предложить? И я, может быть, соглашусь?
— Хочу, — кивнул головой мальчик, отбрасывая в сторону хворостину. — А, давай, мама, я тебя задушу?
(…)
На горизонте показался автобус.

Устаю до полной потери рассудка…
Ехала в маршрутке… Думала о том, что вот приползла бы сейчас домой, мертвая в швах, сняла сапоги в прихожей, уронила на пол дубленку, перешагнула через сумку… а на кухне — оно, любимое до писка существо, злое, голодное, нервное… с отмашкой «А мне наплевать!»…С гримасой «Я тоже работал!»…
И не успеет договорить, как кастрюля с макаронами — уже на его голове…

Отпуск — дело хорошее.
Соседкой по купе оказалась милая пожилая дама Нина Илларионовна. Мы разговорились.
— Люди вашего возраста не совсем правильно понимают, в чем заключается ценность жизни, — сказала она, выслушав мой девичий стон о «все надоело и некому руку подать».
— Вам кажется, — продолжила Нина Илларионовна. — Что жить хорошо — это жить в ежедневном, в полноценном, я бы даже сказала, в назойливом общении друг с другом. Не быть одиноким — это постоянно быть среди людей. Но ведь это утомляет! И с каждым годом — все больше и больше!
Мне 82 года, я только что рассталась на перроне с младшим сыном и его детьми — своими внуками, а завтра меня встретит на вокзале старший сын и повезет к своему сыну — моему самому младшему внуку. Как бабушка, я очень счастлива. Я вырастила своих мальчишек, они стали достойными людьми. У меня 4-ро внуков. Но в последние годы мне все больше и больше хочется тишины и покоя. Почему? Потому что я хочу прожить еще лет 10. Как минимум.
Вы удивлены? Зря. Мой дед прожил до 110 лет. Жизнь его была насыщена приключениями. Родился в Польше. В 1914-м убегал из немецкого плена. Поселился на Украине. Женился. Похоронил всех своих жен. Во время Великой Отечественной даже немного партизанил.
А умер в 1943-м, когда Украину уже освободили. В день его смерти выпал первый снежок. Он взял метлу и пошел обметать дом. Почистил дорожки. Поправил флюгер на крыше. Спустился. Сел у завалинки, вздохнул и… умер. А его дочь все это время стояла у окна и, сложив ладони, молилась, чтобы Бог был к нему милостив…
К чему я все это рассказываю? Да просто наш долгожитель-дед очень мало общался в последние 20 лет жизни. Он жаждал возможности полноценного диалога с самим собой.
Он хотел тишины и покоя…

Ехала в метро… Рядом со мной, держась обеими руками за поручни, висела тетка без возраста… всю дорогу тяжело вздыхала, закатывала глаза… из ее сумки капала на пол вагона ВОДКА… через пару остановок мужик, сидящий рядом с «целебным источником», с болью во взгляде наблюдающий, как под его ногами образуется резко пахнущий спиртом оазис, не выдержал:
— Девушка, — тронул он тетку за рукав. — У вас там… это…бутылочка открылась… наверное. Вон как капает! Вы б проверили.
Тетка пробурчала «ага», залезла в сумку, что-то там потрогала вслепую, вытащила мокрую ладонь, скуксилась, сказала «спасибо, муЩина» и вышла на ближайшей остановке.
А мужик еще пару минут с грустной улыбкой смотрел на водочную лужу под ногами и глубоко, взволнованно дышал…

— Ай-ай-ай, как нехорошо, когда такая кра-а-асивая женщина и ругается! — мужик вскочил с сиденья, книжка из его рук упала на пол вагона… и как по команде воздух двое мужиков, что дремали рядом, тоже подорвались.
— Че стоишь? Выбирай, раз уж все встали, — уныло предложил первый мужик и попятился к выходу.
Группа поддержки плюхнулась обратно. Я села на свободное место.
— Королева, твою мать, — выругался первый мужик и отвернулся.
А я достала телефон. Да, королева. Ее Высочество. Все встали и сняли шляпы. Правда, настроение у королевы сегодня фиговое, поэтому она напомнила прямо с утра своим подданным, что не сидеть и дремать надо в электричке, а стоять и бояться! Устала, как макака, виснуть на поручне в переполненном утреннем метро!
Вышли с джентльменом поневоле на одной станции…
Я величаво понесла свое королевское тело, он — засеменил по платформе, пригибаясь под тяжестью дорожной сумки. Уже на выходе из павильона метро джентльмен обернулся и, нервно сплюнув, натянул шапку себе на глаза.
— Как тебя только мужик твой выносит, такую…, — не успел договорить он, как захлебнулся под ледяным ушатом моего королевского взора…
Он не выносит, смерд, я сама выношу себя ему, когда он попросит.
На поклон.

Начало зимы хорошо встречать в большом загородном доме… сидишь, бывало, в кресле перед камином, слушаешь, как мерно потрескивают дрова, видишь, как плачут запотевшие окна, как медленно опускается на землю снег… хорошо, спокойно, стабильно… а рядом, в ногах, непременно что-нибудь теплое и мужское… кот, ковер… муж…

Вчера днем на станции метро Проспект Просвещения на скамейке сидела женщина, лет 70, абсолютно седая, в скромном бежевом плаще, с палочкой в руках.
А перед ней, опустившись на одно колено, стоял такой же абсолютно седой мужчина и… приклеивал к ее ступне лейкопластырь!
Женщина смотрела на проходящих мимо людей, смущенно улыбалась, нервно теребила в руке трость. И вот мужчина бережно поправил липкую полосочку, погладил ногу любимой, потом наклонился, поцеловал ее лодыжку, подал женщине руку. И они, опираясь друг на друга, отправились к выходу.
И все-таки она вертится! Земля. И все-таки она существует.
Любовь.