Читаю книжку про Чингиз-хана, и это самый крутой исторический персонаж, которого я знаю.
Тут, правда, нужно оговориться, что многие подробности о жизни Чингиз-хана мы знаем из одного-единственного источника — «Сокровенного сказания монголов», которое, судя по всему, было написано сразу же после его смерти. Но этот расширенный некролог не слишком, по нашим меркам, комплиментарен, а те детали, которые можно проверить по другим источникам, нашлись и в них. С комплиментарностью, правда, не очень понятно — возможно, те истории, которые для нас характеризуют Чингиз-хана не с лучшей стороны, его современниками воспринимались нейтрально или, наоборот, с восторгом. Ну, убил сводного брата, подумаешь.

Во-первых, стало понятно, почему маму Чингиз-хана выгнали из племени с детьми. На самом деле, никто никого не выгонял, просто цепочка распределения доходов в монгольском племени выглядела так — взрослый мужчина в семье охотится, ворует и убивает, а потом приносит все, что награбил, своим женщинам и детям. Поэтому когда отец Чингиз-хана погиб, а мать не смогла выйти замуж снова, племя поступило по инструкции, ничего личного. То есть, племя это в буквальном смысле одна большая-большая семья, но несколько дополнительных ртов это несколько дополнительных ртов.

Мать Чингиз-хана, правда, оказалась довольно настырной, и в тот же день догнала соотечественников, застыдила их и присоединилась к племени снова. Но надолго их не хватило. В ту же ночь, пока семья Чингиз-хана дрыхла в юрте, племя на цыпочках вышло и так же на цыпочках ускакало от греха подальше.

Проснувшись утром, как пишут нам историки, восьмилетний Чингиз-хан разочаровался в своих родственниках и родственных связях вообще.
Дальше у Чингиз-хана идет довольно мутный мелодраматический период, когда он то в рабстве, то собирается жениться (с женитьбой, кстати, в Монголии было круто — чтобы получить жену, молодой человек должен был несколько лет проработать на своих будущих тестей; я и многие мои знакомые при такой схеме умерли бы в одиночестве), еще он братается с мальчиком со смешным для русского уха именем Жамуха (который впоследствии станет его главным соперником), но где-то лет в шестнадцать он начинает собирать вокруг себя людей, причем поскольку с родственниками ему не очень повезло, людей он выбирает не по степени родства, а по принципу личной преданности. Это первое очень сильное изменение в структуре управления, которое он придумал. Оно в какой-то степени вынужденное, но дальше — больше.

Тут, кстати, есть забавная деталь. Пока что выходит так, что Чингиз-хан не хотел никого завоевывать. По монгольским параметрам он был довольно мирный парень, который мечтал только о том, чтобы все от него отстали. Но тут на скромный лагерь Чингиз-хана нападают. Чингиз-хан сбегает — оставив в лагере и молодую жену, и старуху, которая спасла его, криком предупредив о нападении — и начинает думать, что делать дальше.

Это вообще не очень-то по-геройски, но монголы еще не освоили концепцию «погибнуть с честью в безнадежной битве», и для них поведение Чингиз-хана не является чем-то предосудительным — единственное последствие для молодого человека, который оставил супругу на поругание нападающим, заключается в том, что следующую жену ему немножко сложнее будет найти. Эта психологическая особенность монголов сильно поможет Чингиз-хану в дальнейших завоеваниях, а пока он убежал и грустит.

Вариантов немного. Он может со своим новым племенем собирать мох и ягоды в непривлекательных районах, где его, скорее всего, никто не тронет, может выкрасть себе новую жену (по доброй воле девочку ему вряд ли кто-то отдаст), может присоединиться к какому-нибудь племени.

Так себе идеи для стартапа.
Надо сказать, что Чингиз-хан не торопится. Он грустит три дня. Но потом приходит с неожиданным для всех решением: мы, говорит Чингиз-хан, сейчас поедем к другу моего отца, у него много воинов, мы с ними задружимся, а потом найдем уродов, которые украли мою жену, и убьем.

Примерно так и вышло. Друг (по европейским меркам, скорее, не друг, а сюзерен, который принял Чингиз-хана как вассала; что интересно, он в отличие от Чингиз-хана был христианин) был совсем не дурак кого-нибудь ограбить, дал Чингиз-хану воинов, и в результате Чингиз-хан вернул жену (а спасшую всех старуху — нет, ее за ненадобностью уже убили).

Тут он придумывает еще одну новую штуку.
Традиционно монголы нападали друг на друга, чтобы что-нибудь отнять и убежать. Напрыгнул на лагерь, забрал женщин и мясо, ускакал домой. На тебя в ответ напрыгнули, забрали женщин и мясо, сидишь без женщин и мяса. И так без конца. Жизнь.

И тут Чингиз-хан просто берет и убивает главарей ни за что, ни про что. Это как если бы шахматист во время шахматной партии достал пистолет и выстрелил в противника. Наверняка главари были очень удивлены в этот момент.
Деды наши насиловали, отцы наши насиловали, мы сами насиловали и убивали, а тут такое.

А всем остальным Чингиз-хан говорит: понимаю, что наша встреча состоялась не в лучших условиях, но давайте попробуем поработать вместе.

В дальнейшем это станет его главной стратегией для поглощения: руководство племени пускается под нож, остальным предлагается присоединиться к войску Чингиз-хана, чтобы достичь новых карьерных высот. Учитывая, что главным конкурентом этой схемы была семейственность, где почти всё зависело от того, в какой семье ты родился — работало «на ура». Особенно, если ты родился в так себе семье в так себе момент. Growth-хакер, практически.

По мере того, как войско разрасталось, Чингиз-хан придумал еще много всяких штук — например, свободу религий. Или законы. Законов было не очень много, но они были необходимы, чтобы коллеги не перегрызли друг другу глотки из-за мелочей. Памятуя о собственных страданиях, Чингиз-хан запретил монголам брать монголов в рабство, воровать женщин, а особенно лошадей, а также супружескую измену.

Супружеской изменой считалась связь с женщиной из другой юрты — предполагалось, что в своей юрте люди как-нибудь разберутся сами.

Воровать было настолько нельзя, что даже если ты что-то там в степи нашел (нашел, ха-ха, конечно) — все равно должен принести и сдать, а иначе — смерть.
К слову, Чингиз-хан, в отличие от большинства монархов того времени, был вовсе не выше закона, он тоже не должен был воровать лошадей, женщин или убивать кого ни попадя.
Поскольку семейственность в такой структуре была сильно ослаблена, Чингиз-хан обещал своим воинам, что их семьи получат свою долю добычи, даже если воин погибнет. В каком-то смысле это был первый в мире минимальный базовый доход.

Он установил нулевой налог для шаманов, священников, врачей и учителей. Он ликвидировал концепцию незаконных детей, просто объявив, что любой ребенок является законным (для него это было особенно актуально, потому что жена Чингиз-хана в плену забеременела).

Но законы бессмысленны, если их нельзя записать и донести, поэтому Чингиз-хан подогнал монголам письменность. Не сам изобрел, но нашел и убедительно предложил.

Но в монгольском войске к этому времени были десятки или даже сотни тысяч людей разных национальностей. Всех читать и писать не научишь, а во время битвы приказы нужно передавать быстро и без искажений. Тогда Чингиз-хан — ну или кто-то из его людей, сейчас как поймешь — придумал отдавать приказы в стихах, потому что так их проще запомнить и сложнее перепутать.

Привычка разговаривать стихами привела к тому, что у войска Чингиз-хана появились мотивирующие речевки.

Когда империя стала огромной, нужно было придумать, как передавать приказы в разные ее концы — и Чингиз-хан организовал Монгол Шуудан. Чуть ли не первую в мире почтовую систему такого масштаба.
Ну и так далее…
То есть, человек за двадцать лет на пустом месте из говна и палок создал монолитное, мощное и по меркам того времени вполне демократичное государство и, что, наверное, важнее — нацию. Кажется, что у него не было и не могло быть такой цели, просто ему на каждом шаге приходилось повышать ставки, чтобы выжить, а ставки как назло выигрывали.
В какой-то момент он стал заложником роста. Чем больше ты завоевываешь, тем больше у тебя армия, чем больше у тебя армия, тем больше нужно ресурсов, чем больше нужно ресурсов — ох. При этом нет ощущения, что Чингиз-хану требовался повод для того, чтобы начать войну, но он почти всегда был.
Ну и понятно, что он, наверное, не сам все придумал, но, блин, интернета тогда не было, на техкранче свою гениальную идею не прочтешь.
Самая засада случилась, когда он объединил все близлежащие племена, и настал мирный период. Казалось бы, тут можно расслабиться.
Но нет.
Не прошло и года, как у соседей с юга внезапно сменилось руководство, и это новое руководство решило поиграть мускулами и показать Чингиз-хану, кто в доме хозяин. Войско монголов вернулось домой через несколько лет с таким невероятным количеством награбленного, что пропагандистам Чингиз-хана было довольно сложно объяснить народу, почему больше не нужно воевать, если вокруг столько всего классного и нетронутого.

Монголам в их внешних завоеваниях очень помогал тот факт, что их поведение на поле боя сильно отличалось от стандартного. Для монгола самым главным была победа, поэтому отступление, если оно приводило к победе, не считалось слабостью, а славная гибель на поле боя — не считалась славной. Собственно, даже имена погибших товарищей было запрещено упоминать, монгол не должен думать о смерти.

Такой необычный подход вносил путаницу в планы противников. И частенько случалось, что те начинали гнаться за отступающими монголами, поверив в неминуемую победу, только затем чтобы попасть в ловушку и погибнуть. Особенно хорошо это работало при осаде.
И вот Чингиз-хан объясняет своим сотрудникам, что жадничать не надо, пускай эти странные южане, например, живут как хотят, лишь бы дань платили, нам-то зачем дальше лезть, климат там хреновый, влажный — то ли дело у нас, зимой колотун, а летом нестерпимая жара.
Будем, говорит Чингиз-хан, торговать. Вот я сейчас пошлю посольство с дарами в Хорезм, найдем там дистрибьюторов, и заживем.
И это звучало вполне убедительно, но тут руководитель Хорезма внезапно отрезает головы послам и отправляет их обратно.
Чем человек думал — вообще непонятно.
Через год с небольшим Хорезма не стало. И руководителя тоже.
Ну, а дальше, мне кажется, Чингиз-хан тупо смирился.
Очень-очень крутой.
Ну и, конечно, отдельно удивительно, на какие только вещи не пойдет руководитель, если в его стране нет нефти.