Счастье растворено во времени и оседает в простых вещах. Я ничего не могу тебе обещать, да и нужно ли что-нибудь обещать? Вот утро начинается снегопадом, вечер заканчивается дождем. Я все еще жив, ты рядом и мы ничего не ждем. Если кто-то и продолжает еще высчитывать что к чему, дай Боже ему терпения, прощения дай ему, а нам, оставляющим тьму в покое, бредущим по декабрю, дай никогда, никогда не вспомнить то, о чем я не говорю. Чтобы согреться, ты должен прежде позволить себе остыть. Мысли подобны другой одежде — праздничны и чисты, каждая мелочь имеет силу, каждая речь и часть, если ты просишь Его о счастье, научи себя замечать. Замечать, как имя твое превращается в нежный звук, как город становится радостным, готовится к новому Рождеству. Если ты хочешь увидеть смысл, никогда его не ищи.

Счастье растворено во времени, это знает каждый опытный часовщик.

В Москве февраль, и нищенки в снегу, песок и пепел, сонная Тверская. Как долго я тебя не отпускаю, как слишком быстро отпустить могу. В Москве февраль, гидрометцентр врет, мы не готовы к утренней метели, мы не хотели так, не так хотели, но нам не совладать с календарем. Мы будем врозь, канатам вопреки, мы будем врозь — чем дальше, тем сильнее та воля, от которой цепенеют, едва рука касается руки. В Москве февраль, vivat ему, vivat. Идти без направления и цели, нести свои разорванные цепи тому, кто сможет их перековать.

Октябрь — бармен, он боготворит глинтвейны, гроги, пунши — алфавит используя, как пряную приправу. Он греет красное и тихо говорит о том, что раскрывается внутри, о том, на что мы не имели права. Иди сюда, дружок, и повтори вино, гвоздику, кардамон, имбирь, налей ещё горячего, не мешкай. Смотри в окно — как льётся по листве и золото, и патока, и свет, течёт к стволам и застывает между. И этот сруб, и горная тропа, и камень, и медвежьи черепа, и дерево, и кованые цепи придумал бог, когда устал молчать, здесь в солнечный сургуч его печать ложится, счастью назначая цену. Мы, налегке пришедшие сюда, не знающие, хлеб или вода нам суждены, не верящие в силу, сидим внутри немыслимых чудес, и пьём глинтвейн, и обретаем лес, октябрь — бармен, солнце на столе, считай нам вместе, господи, спасибо.