Помнишь, как оно бывало? Все горело, все светилось,
Утром солнце как вставало, так до ночи не садилось.
А когда оно садилось, ты звонила мне и пела:
«Приходи, мол, сделай милость, расскажи, что солнце село…»
И бежал я, спотыкаясь, и хмелел от поцелуя,
И обратно брел, шатаясь, напевая «аллилуйя».
Шел к приятелю и к другу, с корабля на бал, и с бала —
На корабль, и так по кругу, без конца и без начала.
На секунды рассыпаясь, как на искры фейерверка,
Жизнь текла, переливаясь, как цыганская венгерка.
Круг за кругом, честь по чести, ни почетно, ни позорно…
Но в одном прекрасном месте оказался круг разорван.
И в лицо мне черный ветер загудел, нещадно дуя.
А я даже не ответил, напевая «аллилуйя».
Сквозь немыслимую вьюгу, через жуткую поземку,
Я летел себе по кругу и не знал, что он разомкнут.
Лишь у самого разрыва я неладное заметил
И воскликнул: «Что за диво!», но движенья не замедлил.
Я недоброе почуял, и бессмысленно, но грозно
Прошептал я «аллилуйя», да уж это было поздно.
Те всемирные теченья, те всесильные потоки,
Что диктуют направленья и указывают сроки,
Управляя каждым шагом, повели меня, погнали
Фантастическим зигзагом по неведомой спирали.
И до нынешнего часа, до последнего предела
Я на круг не возвращался, но я помню, как ты пела.
И уж если возвращенье совершить судьба заставит,
Пусть меня мое мгновенье у дверей твоих застанет.
Неприкаянный и лишний, окажусь я у истока.
И пускай тогда Всевышний приберет меня до срока.
А покуда ветер встречный все безумствует, лютуя,
Аллилуйя, свет мой млечный!
Аллилуйя, аллилуйя…