Бродил, бродил Иван царевич по лесу, совем заплутал, из сил выбился…
Вдруг, в самой чаще мелькнул яркий огонёк. Иван царевич, собрав остатки сил, побрёл на тот огонёк, опасаясь только одного — чтобы он не пропал из вида.
Продираясь сквозь густые заросли колючих кустов, спотыкаясь о корни огромных, высотой до неба, елей, разодрав одежду и исцарапав лицо и руки, едва держась на ногах, совершенно неожиданно для самого себя он оказался на крошечной лесной полянке перед убогой лачужкой с покосившимся крыльцом, на котором сидела Баба Яга. Своими старыми скрюченными руками она сжимала невесть откуда взявшуюся гитару и перебирая струны пальцами, больше похожими на крючки, пела скрипучим, как ржавые двеные петли голосом:
И я была девушкой юной,
Сама не припомню когда;
Я дочь молодого драгуна,
И этим родством я горда.
Трубили горнисты беспечно,
И лошади строились в ряд,
И мне полюбился, конечно, конечно
С барсучьим султаном солдат.

И первым любовным туманом
Меня он накрыл, как плащом,
Недаром он шел с барабаном
Пред целым драгунским полком;
Мундир полыхает пожаром,
Усы палашами торчат…
Недаром, недаром, недаром, недаром
Тебя я любила, солдат.

Но прежнего счастья не жалко,
Не стоит о нем вспоминать,
И мне барабанную палку
На рясу пришлось променять.
Я телом рискнула, а душу
Священник пустил напрокат.
Ну что же! Я клятву, я клятву нарушу,
Тебе изменю я, солдат!

Что может, что может быть хуже
Слюнявого рта старика!
Мой норов с военщиной дружен,
Я стала женою полка!
Мне всё равно: юный иль старый,
Командует, строит ли в ряд,
Горела бы сбруя, горела пожаром,
Кивал бы султаном солдат.

Но миром кончаются войны,
И по миру я побрела.
Голодная, с дрожью запойной,
В харчевне под лавкой спала.
На рынке, у самой дороги,
Где нищие рядом сидят,
С тобой я столкнулась, безрукий,
Безногий, безносый и рыжий солдат.

Я прежних годов не считала,
Любовь раздавая свою;
За рюмкой, за кружкой удалой
Я прежние песни пою.
Пока еще глотка глотает,
Пока еще зубы скрипят,
Мой голос тебя, лишь тебя, прославляет,
С барсучьим султаном солдат! *

В полном изнеможении Иван царевич опустился на высокую кочку, отёр руками лицо, и глядя на Бабу Ягу подумал: «Интересно, а как она выглядела, когда была девушкой? Но, ведь, откровенно говоря, понятие красоты — вещь относительная. Потому, как женщина, пусть, даже, невольно, спасшая тебе жизнь, навсегда останется ЦАРИЦЕЮ ДУШИ ТВОЕЙ!»

----------------------------------------------------------------------------
* - в данной миниатюре исользован текст романса из фильма «Старшая сестра» (слова Роберта Бенса в переводе Эдуарда Багрицкого).
Да простят меня великий автор и, столь же, великий переводчик, но эта малкнькая фантазия написана лишь для того, чтобы, пусть и не совсем обычно прозвучал мой любимый романс