Однажды, я жила на даче у своей подруги вместе со своей полуторагодовалой дочкой и ее 9-летним сыном. Подруга, на свою беду, легкомысленно упорхнула в город, а мы, проводив ее до станции, возвращались домой. День был чудесный, ничто не предвещало беду. Вдруг, в придорожных кустах, я увидела совершенно невообразимо грязную мохнатую черную собачищу, вида самого печального. Я, прекрасно осознавая, что я живу на чужой даче, дома полный комплект животных, проходя мимо, просто сказала: «Бедная собачка!» Причем даже не особо пристально глядя ей в глаза, я знаю — это чревато! Дальше, клянусь! Чистая правда! Ни слова вымысла. Бедная собачка немедленно вылезла из кустов и твердым шагом отправилась за нами. Я старательно делала вид, что нам совсем не по пути и убыстряла шаги, чтобы поскорее спрятаться за забором от бедной псины, которая еле поспевала за нами, видно совсем ослабев. Сын подруги, видя такой интересный разворот событий, жадно кося глазом в сторону собаки, строго сказал мне: — А мама сказала, никаких собак! — Каких собак? — лицемерно спросила я, — мы не берем никаких собак. И, подхватив дочь на руки, я быстрым шагом направилась к видневшиеся вдали даче, довольно часто и нервно оглядываясь. Собака, с укоризной глядя на меня, медленно, и неуклонно приближалась к нам.
Надо сказать, меня сразу удивила ее походка, она шла так, как будто была больна нервной формой чумы, шаткая походка, нервные подергивания, вестибулярные нарушения (нарушения равновесия). Собаки, больные такой формой чумы, практически смертники. «Этого еще не хватало!» — в панике подумала я и поскорее захлопнула калитку. Сын подруги сразу же прилип к забору, с интересом глядя вдаль. А вдаль и не надо было смотреть, можно было посмотреть и поближе, а через минуту-другую, просто за калитку. Собачина сидела прямо за нашей калиткой и блажила во все горло. Это был даже не лай, а какие-то дикие крики. — Быстрее в дом! — отдирала я ребенка от калитки, — она посидит немного и уйдет!
Как же! Ушла она! Как только мы скрылись в доме, она поднатужилась, попытавшись перемахнуть через забор, и поняв, что это ей не удастся, она попросту вышибла калитку, которая, правду сказать, висела на одном гвозде, (вот говорила же я, что нужно срочно чинить калитку!) и проникла на нашу территорию. Тяжело поднялась на крыльцо и улеглась отдохнуть от трудов праведных. Мы в это время, отпихивали друг друга от окна веранды, и совещались страшным шепотом. Что мы скажем маме?! И еще. Мы ее не звали! Она сама пришла! — Надо ей хоть воды дать, — сказал сын подруги. Ну, уж воды то мы можем дать бедной собачке? Конечно, что нам воды жалко? За водой последовали колбаса, сыр, сосиски, творог. Потом пришлось налить супу, потому что… Ну, суп сытнее… Все это время, мне не давала покоя странная походка собаки. Что-то было неправильное в этом — походка как у собаки с последней стадией чумы, а глаза ясные, здоровые, нос холодный, аппетит чудесный. И вообще, она (извините, он — это мы уже разглядели) производил впечатление грязной неухоженной, измученной, голодной, но не смертельно больной собаки. Он был длинношерстный, черный и похоже, что его бабушка согрешила с черным терьером. Шерсть вся была спутана в какие-то немыслимые колтуны, висюльки и колбаски, пропитанные засохшим поносом. Воспользовавшись тем, что насытившийся пес крепко уснул, я вооружилась маникюрными ножницами и стала срезать с него всю эту гадость. И постепенно я поняла причину, по которой у бедняги образовалась такая дикая чумная походка. Где-то он что-то съел, скорее всего, на помойке, потом у него начался понос, потом все это засохло и заскорузло и намертво сцементировало шерсть на брюхе, под хвостом и в районе половых органов. Это тянуло и царапало нежную кожу на животе, вот он и ходил так, стараясь причинять себе как можно меньше боли. До вечера я предавалась этому приятному занятию, потом приехала подруга. Ах, ах! Ох, ох! Бедный, бедный песик! Потом мы в четыре руки достригали его. Потом при свете луны мыли его. Потом разразилась гроза, и жуткий дождь стал заливать крыльцо. Разве можно свежевымытую и свежеостриженную пусю оставить на улице? А простуда? А инфекции? А местные дикие дворовые коты? Разорвут на мелкие кусочки! В доме из старого (ну, честно говоря, и не очень-то старого) одеяла было сооружено царское ложе, и пуся гордо возлег на него. Потом мы по-братски разделили на троих остатки супа и, утомленные, заснули. Наутро мы увидели совершенно другого пса. Аккуратно (почти) подстриженный, с пушистой шерстью и сияющим взором, улыбкой на морде и прекрасной походкой он покорил всех и вот уже десятый год живет-поживает и добра наживает в семье моей подруги.