САМАЯ ВАЖНАЯ ЕРУНДА
Эту пару сложно было не заметить. Посреди гардероба — именно гардероба, где снимают пальто, а не раздевалки, — стояла пожилая женщина, и, поставив на банкетку девочку лет шести, переодевала её на гимнастику. Почему здесь, напротив входа, где дует и ходят в уличной одежде, а не в тёплой раздевалке — неизвестно. Женщина довольно резко дёргала девочку то за руку, то за ногу (та стояла спокойно, привычно) и бубнила себе под нос:
— Господи, что за купальник, ну что за купальник тебе купила твоя мать! Стой смирно! Лямки какие-то, верёвки… поди пойми, куда тут что совать…
Девочка — весёлая такая, улыбающаяся — пропускала мимо ушей этот монолог, а я пыталась вычислить: бабушка или няня?
— …И ходим сюда, и ходим. И зачем только тебя мать записала на художественную гимнастику?
— Бабушка, это танцы.
— Танцы, гимнастика, какая разница!
— Бабушка, это танцы!
Бабушка перешла в буйную стадию:
— Да что же это такое! Ещё она спорить будет со мной! Лишь бы поспорить! Да плевать я хотела — танцы или гимнастика!
— Танцы, танцы, танцы!!!
Ребёнок рыдает, бабушка рывками натягивает на неё купальник, я стою, смотрю на это и уже даже не делаю вид, что снимаю пальто.
— Да когда же я наконец уже уеду-то от вас!
— Никогда-а-а-а…
— Ага, конечно! Уеду вот к Насте. С ней хоть жить можно, а ты ноешь без конца!
Она сдёрнула рыдающую девочку с банкетки и увела её вниз, на танцы…
Удивительно, как мало взрослые часто знают о близких им детях. О том, что для них действительно важно и ценно. О том, как им больно, когда это обесценивают. Удивительно, насколько они не хотят об этом знать. В самом деле, какая разница — танцы или гимнастика? Нам — никакой, а для ребёнка почему-то это важно. И чем это отличается от важности для взрослого какой-нибудь выставки, которую он организует, или его музыкальной группы (попробуйте только неправильно её назвать), или каких-нибудь 11 мужиков, катающих по полю мяч? Какая, в конце концов, разница — металлическая коробка на колёсах или, например, кусок плюша, набитый синтепоном?
Утро. Под окном крик и скандал. Выглядываю на улицу и вижу картину: папа, машина, ребёнок.
— Садись в машину, я сказал!
— Мы забыли Тобика…
— Садись в машину!
— То-о-обик…
— Нет времени, нам надо ехать в сад! Я опаздываю на работу!
Почти силой затолкал ребёнка в машину, запрыгнул сам, ударил по газам и умчался.
С точки зрения папы ситуация, конечно, очевидная: он опаздывает на работу, а тут детские капризы. Авторитет отца опять же. Поревёт и успокоится. В саду игрушек завались. И так далее. Стоило ли испорченное начало дня двухминутного забега за Тобиком? Решат ли что-нибудь эти две минуты в контексте опоздания на работу? Как прожить день вне дома без друга из дома? И кому, кроме папы, нужна такая педагогика?
У подросших детей другие ценности, часто взрослым тоже не очень понятные. Я из соседней комнаты услышала, как одна моя взрослая знакомая при моей дочери, для которой «Гарри Поттер» — это вот то самое главное, в шутку обозвала Гермиону Фёклой. Та тут же встала на дыбы:
— Она не Фёкла!
— Фёкла, Фёкла! — весело смеялась знакомая, дразня её.
— Не Фёкла!
А я ещё по своему детству помню, как это неприятно, когда тебя дразнят, особенно когда это делает более старший или даже взрослый человек, которому нельзя ни ответить, ни треснуть его чем-нибудь. Дразнит, видит, что тебе от этого плохо, и продолжает. Психолог бы сказал, что у меня незалеченная травма. Я услышала слёзы в голосе своего довольно большого ребёнка и, опрокидывая стулья, и кинулась в соседнюю комнату.
— Она. Не. Фёкла. — сказала я знакомой голосом, не допускающим возражений, и обняла свою маленькую: — Конечно, она Гермиона, родная, такое красивое имя — Гермиона Грейнджер!
(«О Госссподи», — выдохнула за моей спиной знакомая.)
До этого случая я сама однажды сплоховала с Гарри Поттером, ещё не понимая, насколько это близко к сердцу. На столе лежала книжка о нём, подаренная, дорогая, долгожданная и многократно перечитанная, и я перебросила её на стул, возможно, немного пренебрежительно, возможно, даже резко, потому что я три раза попросила всё убрать со стола, русским языком попросила… ну вы понимаете. Ребёнок плакал. Я обнимала. Я клялась, что никогда больше не буду небрежно обращаться с Этой Книгой. Я была искренней и серьёзной, что, вероятно, меня и спасло. С тех пор я поддерживаю её во всём, что связано с Гарри Поттером. Я не позволяю себе никаких шуточек на его счёт. Я слушаю получасовые лекции в её исполнении о том, почему у Воландеморта нет носа. Я отслеживаю книги и ссылки. В Лондоне посещение связанных с ГП мест было одной из главных задач поездки. Я повезу её к друзьям в город в 130 километрах от Москвы на ночь Гарри Поттера, если надо. Когда Гарри Поттер пройдёт, мы все его забудем. Но пока — пусть знает, что-то, что важно для неё, важно для меня, что я буду ей помогать. В конце концов, ребёнок не виноват, что у него нет, как у нас, ни собственных денег, ни возможности распоряжаться своим временем, чтобы вкладывать это в его увлечение. Вероятно, будут и такие привязанности, которые я при всём своём желании не смогу поддерживать — например, она уже сейчас иногда включает такую музыку, от которой у меня начинает дёргаться глаз. Но деньги на диски, майки со страшными рожами и концерты — дам без звука. В любом случае я, кажется, усвоила урок и буду всегда держать в уме, что ей это может быть очень важно. Никогда не выскажусь пренебрежительно, не обесценю, не сострю.
И потом, знаете, эти глаза, когда ты даришь какой-нибудь несчастный маховик времени на цепочке… И эта возможность пока ещё вместе смотреть кино, того же Поттера, когда она взахлёб чем-то делится… и эта её радость от того, что её слушают…
Чёрт с ним, с неубранным столом. Для него есть другие методы. Есть важное и неважное, и родительство — отличный повод, чтобы начать в этом разбираться.
Ксения Кнорре-Дмитриева