Когда поёживается земля
Под холодным пледом листвы,
В деревню «Малые тополя»,
А может, «Белые соболя»,
А может, «Просто-деревню-6ля»
Хмуро входят волхвы.

Колодезный ворот набычил шею,
Гремит золотая цепь.
Волхвам не верится, неужели
Вот она — цель?
Косые взгляды косых соседей,
Неожиданно добротный засов,
А вместо указанных в брошюрке медведей
Стаи бродячих псов.
Люди гоняют чифирь и мячик,
Играет условный Лепс.
Волхвы подзывают мальчика: «Мальчик,
Здесь живёт Базилевс?»
И Васька выходит, в тоске и в силе.
Окурок летит в кусты.
«Долго ж вы шли, — говорит Василий.
Мои руки пусты, — говорит Василий.
Мои мысли просты, — говорит Василий.
На венах моих — кресты.»

Волхвы сдирают с даров упаковку,
Шуршит бумага, скрипит спина.
«У нас, — говорят, — двадцать веков, как
Некого распинать.
Что же вы, — говорят, — встречаете лаем.
Знамение, — говорят, — звезда.»

А Василий рифмует ту, что вела их:
«Вам, — говорит, — туда.
Вы, — говорит, — меня бы спросили,
Хочу ли я с вами — к вам.
Я не верю словам, — говорит Василий.
Я не верю правам, — говорит Василий.
Я не верю волхвам», — говорит Василий
И показывает волхвам:

На широком плече широкого неба
Набиты яркие купола.
Вера, словно краюха хлеба,
Рубится пополам.
Земля с человеком делится обликом,
Тропа в святые — кровава, крива.
А небо на Нерль опускает облаком
Храм Покрова.
Монеткой в грязи серебрится Ладога,
Выбитым зубом летит душа,
А на небе радуга, радуга, радуга,
Смотрите, как хороша!

Волхвы недоуменно пожимают плечами,
Уворачиваются от даров.
Волхвы укоризненно замечают,
Что Василий, видимо, нездоров.
Уходят, вертя в руках Коран,
Кальвина, Берейшит.

Василий наливает стакан,
Но пить не спешит.

Избы сворачиваются в яранги,
Змеем встаёт Москва,

И к Василию спускается ангел,
Крылатый, как Х-102:
«Мои приходили? Что приносили?
Брот, так сказать, да вайн?»
«Да иди ты к волхвам, — говорит Василий.
А хочешь в глаз? — говорит Василий.
Давай лучше выпьем», — говорит Василий.
И ангел говорит: «Давай.»